все процедуры не по разу, оживляются. Эксперты, натянув капюшоны и маски-респираторы, приближаются к телу, внимательно глядя себе под ноги. Незнакомая женщина, сидевшая на пороге отрытой двери микроавтобуса бюро, оказывается дежурным судмедом Галиной Антоновной Шишкиной.
Пока работают криминалисты, к телу подходить нельзя, а следователя распирает от желания что-то делать. Он отпускает бесполезных патрульных – здесь некого отгонять от места преступления и оцеплять тоже не особо имеет смысл. Ночь, пустая дорога и куча людей, ползающих в свете прожекторов и занятых сбором возможных улик.
– Свидетели почему не опрошены? – спрашивает Николай. – Тоже меня ждали?
Борис Петрович считает правильным не отвечать на этот вопрос, делая вид, что внимательно записывает то, что диктует Эдуард Валентинович.
– Понимаете, мы с Татьяной… Никитичной работаем вместе и живем в соседних домах. Поэтому иногда, когда случается, я подвожу ее домой, – рассказывает свидетель, нехотя отдавший свой паспорт Тихомирову, чтобы тот внес его данные в протокол.
– Что случается? – уточняет Черный.
– Я опоздала на служебный автобус, – клацнув зубами от внутреннего непроходящего холода, говорит женщина. – Можно, мы поедем? Мне муж уже раз двадцать позвонил. У меня дети.
– Я вас надолго не задержу, – обещает Николай. – Как вы вообще оказались здесь?
Свидетель чешет в затылке.
– Ну, это, такое дело…
– Говори как есть, – поджимает губы Татьяна Никитична. – Ему приспичило по-маленькому. Мы свернули сюда. И вот.
– Ясно, – кивает Николай, краем глаза посмотрев на презерватив, лежащий на полу у заднего сиденья.
Его совершенно не волнуют отношения свидетелей и причина, по которой они свернули с главной трассы, углубившись в лес. Лишь бы в остальном их показания были правдивы.
– Нас ведь не станут вызывать в суд? – пряча паспорт во внутренний карман пиджака, спрашивает мужчина.
– Как получится, – бурчит Тихомиров.
Минут через двадцать криминалисты уступают место медику. Весь их улов свелся к нескольким не очень свежим окуркам.
– Все, что есть, Николай Дмитриевич, – разводит руками Эдуард Валентинович. – Возможно, на одежде трупа что-то будет. Пока все.
Следователь отпускает криминалистов, держать которых дальше не имеет смысла.
– Галина Антоновна, что у вас?
Женщина не торопится с ответом. Она обходит висящее тело, подсвечивая себе фонариком. Рядом щелкает вспышка фотоаппарата. От этого по загривку Николая пробегают мурашки – точно так же нажимал на кнопку сам Кучер, фиксируя чужую смерть.
– На первый взгляд, типичная картина повешения. Ребята, снимаем тело! – кричит Шишкина санитарам.
По напрягшимся лицам мужчин понятно, что им тяжело и не по себе. «Наверняка, они пересекались в бюро», – понимает Черный. Тело, после того как санитары перерезают веревку, обмякает и упало бы, если бы они его не подхватили и не уложили на землю.
– Больше суток здесь пробыл, – комментирует Шишкина. – Окоченение разрешилось. Со временем смерти будет большой временной разброс.
Черный подходит ближе, присаживается рядом на корточки. Пальцы Галины Антоновны, затянутые в синие латексные перчатки, прощупывают тело. Николай ловит себя на том, что принюхивается, пытаясь уловить запах разложения. Но Кучер пока не начал «портиться», хотя тело выглядит несколько надутым.
– Пишешь? – Шишкина поворачивается к Витьку, тот кивает. – Странгуляционная борозда – косо восходящая, единичная. По ширине соответствует ширине веревки, находящейся на шее трупа. Мелкоточечные кровоизлияния в склеры и конъюнктивы. Предположительная причина смерти – механическая асфиксия…
Тихомиров быстро записывает слова Шишкиной, проводящей стандартный осмотр тела. Бесстрастный женский голос диктует непонятные уху простого человека термины. В сухом остатке получается, что Кучер провисел на этой березе, предположительно, полтора дня. Тридцать шесть часов как минимум вся полиция искала того, кому уже нечего предъявить.
– А что у него с шейными позвонками? – вклинивается Черный.
Шишкина как раз прощупывает шею покойника с обратной стороны. Галина Антоновна берет голову Семена ладонями и, прислушиваясь к своим ощущениям, поворачивает ее в разные стороны.
– Позвоночник цел, мышцы растянуты, возможно, порваны под тяжестью самого тела, – отвечает судмед.
Николай хмурится и поднимается на ноги. Его взгляд приковывает конец веревки, все еще болтающийся на ветке березы, ставшей висельницей. Он вытягивает руки вверх, примеривается и подпрыгивает. Едва получается коснуться гладкого ствола кончиками пальцев. Следователь обходит дерево по кругу. Пара нижних сучьев могли послужить ступеньками. На них содрана кора. Следователь видел, как с этим местом работали ребята Эдуарда Валентиновича, поэтому без опаски уничтожить улики поднимается по сучкам. Отсюда удобно накидывать веревку на ту ветку. Ухватившись одной рукой за толстый ствол, Черный вынимает телефон и подсвечивает себе. Никаких следов надлома на ветке, но береста на значительной площади стерта. Сняв это на видео, Черный спускается на землю.
– Когда вы сможете дать точные результаты? – спрашивает следователь.
– Как только, так сразу. Но в ночь я его вскрывать не стану, – говорит Шишкина, глядя на Черного снизу вверх. – Я дежурный судмед, мое дело – выехать на место преступления и произвести осмотр. На минуточку, с вашим этим висельником я проторчала без толку в этом чертовом лесу почти час. И, надеюсь, отпишут его вообще не мне.
Уставшую женщину, чье дежурство уже перевалило за двенадцать часов, понять можно. Но ее ответ Черного совершенно не устраивает.
* * *
– Знаете, Николай, я много думал. В последние дни у меня было достаточно много времени, чтобы просто подумать и сопоставить факты.
Голос Миронова похож на тихое перекатывание неглубокой горной речки, вливающейся в долину.
Черный косит глаза на настенные часы, странно смотрящиеся рядом с калейдоскопом фотографий мертвых людей. К Авакумовой, Браун, Ермакову и Гридневу сегодняшней ночью добавился Кучер.
– Вы в своем уме? Пока я здесь с вами первых комаров кормила, у нас еще пара трупов нарисовалась! Мне бы успеть спину выпрямить! – возмущалась Шишкина. – Какие вам фотографии? Я в бюро заезжать не собираюсь!
– Наше дело – на контроле у министерства, – напомнил Черный тоном, не терпящим возражений.
– И что? Мне теперь разорваться? Нет такого правила, что я обязана предоставлять вам материалы, только уехав с места преступления. Нужны фотографии? Вон тело, фоткайте и любуйтесь!
Да, ему нужны были фотографии! Да, прямо сейчас! И нет, он и сам себе не смог бы объяснить, зачем ему понадобилось изображение мертвого подозреваемого. По лицу Галины Антоновны, решительно снимавшей перчатки, следователь понял, что она действительно не собирается подчиняться его приказам. Время перевалило за полночь, все устали и были на взводе. Сил на споры и злость уже не осталось, все куда-то ушло, уступив место чуть ли не апатии.
Черный кивнул сам себе, сделал снимки на телефон. Потом не поленился съездить в отдел, растолкав заснувшего в машине водителя. Тот если и удивился просьбе следака гнать на работу, то виду не подал. «Этот следак из
