Глава 27. Воля ветра
После моего обращения к ветру на меня снизошло неожиданное спокойствие. Я напевал, поглядывая из стороны в сторону, ожидая, откуда придёт неожиданная помощь. Лексина держалась настороженно, словно готовая к прыжку.
— Слушай, у тебя очень интересная способность к превращению, — я попробовал немного ослабить её бдительность. — Ты можешь превращаться только в лису — или в кого угодно? Можешь превратиться в меня?
— В тебя — не могу, — коротко ответила Лексина, обшаривая взглядом землю, воду и небеса.
— А в кого-нибудь, кроме лисы?
— В кого-то, кроме лисы — могу.
— Здорово, — восхитился я. — А в кого ещё?
— В человека, — буркнула она. — Могу превратиться в человека, могу в лису.
Я нахмурился — это звучало как-то неправильно.
— Погоди, разве превращение в лису не подразумевает, что ты можешь потом превратиться обратно?
Лексина вздохнула.
— Ты совсем невежественный насчёт Алых способностей?
— Это не входило в сферу моих интересов, — обиделся я. — Ну, я знаю самые важные вещи.
— Способности к трансформации в зверей, птиц, растений, камни и так далее довольно распространены, и их хорошо вычисляет главный массив Академии, — объяснила Лексина. — К сожалению, ими ты сможешь воспользоваться только один раз. После этого ты станешь тем, в кого превратился, и тем и останешься. Превратишься в собаку, или голубя, или кирпич. И останешься им. Такое бывает, и порой происходит случайно, от сильных эмоций.
— Ужас какой, — передёрнуло меня. — А ты сможешь думать при этом? Если станешь, скажем, кирпичом?
— Да, — нахмурилась Лексина. — Но не так, как думает человек, а так, как думает кирпич.
— И как он думает? Погоди, кажется, у меня был один такой преподаватель…
— Двести лет назад жил Нейен, Алый, обладавший способностью возвращать всем изначальный облик. Когда он освоил свою способность, он сперва вернул человеческий облик всем, кто находился в форме зверя или растения. Эти Алые, пройдя долгий период лечения в доме Весёлого Смеха, в большинстве своём смогли вернуться к нормальной жизни, хотя и сохраняли некоторые чудачества. После этого его отвели на подземный склад Академии, где долгие годы тайно хранятся сотни Алых, превратившихся в камни, статуи и различные предметы. Он успешно вернул к человеческому обличью пятерых Алых, один из них как раз был кирпичом, — Лексина криво улыбнулась. — Шестой был серпом. После возвращения в человеческий облик он убил Нейена способностью, а затем разорвал себе горло голыми руками. Но Алого, превратившегося в кирпич, опросили, так что я могу ответить на твой вопрос. Он утверждал, что всё время думал о «маленьких-маленьких вроде как червячках, которых много-много, и которые ползут далеко-далеко, потом возвращаются назад, а потом опять уползают». Наблюдая за этим движением, он ощущал невероятное умиротворение и покой. Большего он описать не мог. Лечения ему не потребовалось, он дал необходимые клятвы и вернулся в свой род. Прожил ещё сорок лет, и, окончательно состарившись и почувствовав приближение смерти, он снова, уже по своей воле, превратился в кирпич. Его опять положили на склад, где он и лежит до тех пор, пока не появятся одновременно два Алых — возвращающих в изначальный облик и дарующий молодость.
— Штиль, я ничего не слышал об этом! У нас есть склад полуживых Алых?! Звучит просто кошмарно!
— Ну, так это государственная тайна, — пожала плечами Лексина.
— А почему ты мне об этом говоришь?
— Потому что ты имеешь право знать. Ты же Ройт Айнхейн, в конце концов. Статус ты не потерял. А что не знаешь — потому что не спрашивал.
— А, ну да. — растерянно проговорил я. — И много ещё таких тайн есть, которых я не знаю?
— Уж поверь, хватает. Если тебя это примирит с отправлением в Хытыр-Кымылан, я могу рассказать тебе множество тайн по дороге.
Тайны я любил с детства.
— Расскажи что-нибудь, что я не знаю?
— У тебя кофейная гуща на щеке присохла, Ройт Айнхейн, — усмехнулась она.
Я потер щеку рукавом.
— Хорошо. Расскажи, как думает лиса?
Лексина нахмурилась.
— Это личная жизнь, Ройт. Но скажу, что лиса думает примерно как любопытный и весёлый, но совершенно безжалостный ребёнок.
— А как тебе удаётся убедить её… то есть, себя… выполнять задания?
Лексина вздохнула.
— Меня учили. Нас обоих учили. Сохранять понимание задачи, менять форму, действовать совместно.
— Дрессировали?
— Не так, как ты себе представляешь, — Лексина покачала головой. — Лису невозможно заставить что-то сделать, наказывая. Только любопытством, уговорами и лаской её можно убедить принять игру, которую предлагает ей человек. Впрочем, Ройт, повторяю: это личное. Спроси что-то другое.
Я задумался.
— А ты возвращаешься в изначальную форму? То есть, ты так и выглядела, до того, как стала лисой?
— Нет, — Лексина вздохнула, — мою изначальную форму я потеряла при первом превращении. Когда я выяснила, что могу превращаться и в зверя, и в человека, я взвесила все варианты и решила пройти обучение на Алого Перевёртыша.
— А как ты выглядела изначально?
— Личное.
— Ты, хотя бы, была… девушкой?
Лексина подняла бровь, и повторила с нажимом:
— Личное.
Вот это поворот! Я глубоко задумался. Присмотрелся. Лицо Лексины было непроницаемым.
— Хорошо. А зачем вообще это? Становиться лисой, обучение это… неужели эта форма настолько полезна? Для агента?
— Можно это будет последний вопрос обо мне, хорошо?
— Ладно, — показал я ей открытые ладони. — Это последний вопрос.
— Очень полезна. Понимаешь, Ройт, хороший агент разведки — это тот, кто совершенно верен и тщательно выполняет инструкции. И одновременно, эффективный агент разведки — это тот, кто совершенно свободен и блистательно импровизирует. Поэтому так популярны все эти романчики, где действуют два детектива: один Белый, а другой Алый. Потому что человек не может быть одновременно и тем, и другим. А я — могу.
— То есть, лиса импровизирует, а человек следует инструкции?
— Нет. Одновременно. Звериная верность и человеческое вдохновение. Человеческая тщательность и лисий инстинкт. Это невероятное сочетание. И да, я могу выслеживать добычу. Так я тебя и нашла.
— По запаху?
— И по запаху тоже. Но главным образом — по ощущению цели. Я ощущаю, где была цель, и даже — куда она движется. И могу её там перехватить. Видел, как лисы мышкуют? Они идут тихо-тихо, и слушают снег. А потом — прыг! Цоп!
Внезапно я почувствовал толчок, и упал на деревянные доски палубы, не удержавшись на ногах. Корабль мучительно заскрипел, застонал и начал как-то боком разворачиваться.
— Мы меняем курс? — оживился я.
— Нет! Как можно сменить курс на реке? — Лексина, только что спокойная, мгновенно подобралась. — Что-то не так. Стой здесь, я разберусь.
Она стремительными прыжками понеслась к носу корабля. Палуба сильно накренилась, корабль разворачивался, жалобно скрипя, как огромный
