Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
безусловно не близки, и симпатий они у меня вызывать не могут. Когда я был мальчишкой, я искренне верил, что царский режим слишком жесток. Пережив февральскую и октябрьские революции, я уже не так в этом уверен. Возможно, отец не был так уж неправ, и если б Николай II применял такие же методы для расправ со всяким инакомыслием, Российская Империя существовала бы до сих пор.
– Как интересно! Выходит, Вы – монархист?
– Я не совсем то имел в виду.
– А что Вы имели в виду? Повторяю вопрос, Вы – монархист? Да или нет.
– Отнюдь. Я сознательно остался в Советской России. Хотел жить со своей страной. Делить с ней и трудности, и радости…
– Хорошо, запишем, что Вы не монархист, но с некоторых пор симпатизируете царскому строю, ностальгируете по нему и, как следствие, хотели бы его восстановления. Я правильно схватил суть?
– Антисоветская агитация, – добавил пожилой член тройки.
– Какая в сущности разница, что я Вам сейчас скажу? Даже если я спою Марсельезу или Тачанку, меня все равно поставят к стенке. Я знаю. Только ответьте мне на один вопрос – для чего же мы так мечтали о революции, чтобы угнетенный и угнетаемый классы просто поменялись местами?
– У нас тут не дискуссионный клуб. Чтобы построить новый мир, необходимо уничтожить пережитки старого, – устало заметил председатель. Вряд ли он сам верил в то, что говорил. Но власть, которая так рьяно боролась за освобождение рабочих и крестьян, сама никаких свобод давать им не собиралась. Мало ли, кто какие лозунги провозглашает.
Гуля видел, что устроенное представление раздражало чекиста. Смысл в этих разговорах, когда приговор известен? В глазах Милосердова не было жизни, лишь пепелище серо-зеленого цвета, как русская земля после гражданской войны. Он не верил в людей и не верил в жизнь. Он знал, что за ними тоже скоро придут.
– Ладно, Вы уже тут себе на «без права переписки» наговорили. Закругляемся. Подписывай, Криворогов, – председатель передал протокол старику, который заметно грустил. Не из-за того, что ему жалко было отправлять на смерть интеллигентного, симпатичного и, самое главное, невиновного доктора, а из-за тошноты, вызванной то ли запахом кислых щей, то ли вымышленными проклятиями бросившей его гулящей жены.
– Следующим мы шлепнем тебя, Криворогов, – раздраженно заметил голодный председатель, забыв на секунду о присутствии только что осужденного.
– За что, товарищ Милосердов?
– За эту аристократическую грусть в глазах! Откуда она у тебя? Ты же от сохи! – напрасно председатель пугал сослуживца, тот и без угроз Милосердова жил в постоянном страхе.
Рыжий подписал протокол, не заставляя себя поторапливать.
– Конвой! – позвал председатель.
– Обедаем? – спросил его рыжий: – Я на минуту в уборную.
Он вышел следом за Гулей.
– За себя не прошу. Но у меня здесь брат, спаси его! Ссылка, лагеря, только не расстрел! Помни, ты мне жизнью обязан! Пусть за всех Елисеевых я расплачусь, – шепотом потребовал Гуля от давнего знакомого.
VII
Гриша шел по своему прекрасному цветущему саду. Ему не терпелось проверить вновь высаженные белые нимфеи нового, редкого сорта. Подходя к пруду, он почувствовал более выраженный гнилостный запах. Оказавшись еще ближе, он увидел среди белых цветов всплывшие части белой одежды. Григорий испугался, неужели кто-то утонул? Он нагнулся ближе, чтобы рассмотреть, и вдруг из воды поднялась полусгнившая рука, вся в трупных пятнах.
Гриша застыл от ужаса. Жуткий страх сковал его ноги. Он не мог двинуться с места.
Из пруда начала подниматься покойная сестра Лиза в заметно истлевшем кружевном подвенечном платье, на которое зацепились цветы кувшинок и водоросли. Наконец, несчастный смог закричать и бросился бежать.
Себя не помня, он взлетел на второй этаж, закрылся в кабинете и выглянул оттуда в сад, чтобы увидеть, где покойница. Та будто и не собиралась его преследовать, она оглядывалась и кого-то звала. Григорий прислушался и у него остановилось сердце.
– Гуля! Петя! Где же вы? – звала сестра.
Григорий на секунду успокоился, вспомнив, что сыновья в другой стране. Но тут он увидел, как к Лизе бегут два мальчика. Это были Гуля и Петя в детстве. Покойница взяла их за руки и повела к пруду. Петя баловался и пытался увернуться, но Лиза крепко держала его за руку.
– Нет! Нет! – Григорий распахнул окно и закричал, чтобы мальчики его услышали.
Но покойница и сыновья зашли в воду и медленно исчезли в водяных лилиях.
– Нет! Нет! – кричал отец.
– Гриша! Очнись! У тебя кошмар! – услышал он голос Веры Федоровны и проснулся.
– Вера, беда! Что-то случилось с Гулей и Петей!
– Это был просто сон!
– Ты же знаешь, эти мои сны сбываются…
– Помнишь, однажды тебе уже снился сон про Петю, и ничего не случилось. Он поправился после испанки. А потом еще были сны, и тоже, слава Богу, не сбылись. Успокойся, ты просто переживаешь, что они тебе не отвечают.
Вера Федоровна спустилась в кухню и принесла супругу стакан теплого молока. Гриша смотрел в окно на покрытый снегом сад и подмороженные пруды. Январская картинка совершенно не соответствовала сну.
– Знаешь, как это можно трактовать? Поскольку они не откликнулись на мое письмо, мое сознание как бы метафорически похоронило их… Как бы закрыло данную тему.
– Гриша, ты слишком глубоко чувствуешь! В твоем возрасте пора уже и о себе побеспокоиться. Так и до нового сердечного приступа недалеко.
VIII
В конце января Гулю с Петей расстреляли и захоронили на Сергиевском кладбище Уфы.
Через четыре дня после ареста супруга забрали и Веру. К счастью, ее не казнили. Сослали в лагеря.
Тася, узнав про аресты родителей, едва с ума не сошла. Начала бегать по инстанциям. Поехала в Уфу. В ОГПУ артистку столичного театра пришлось принять самому товарищу Милосердову.
– Будьте любезны объяснить мне, в чем обвинили моих отца, мать и дядю, – дерзко начала Тася. За этой наглостью она старалась скрыть ужас, охвативший ее в здании НКВД.
– В контрреволюционной агитации, – отрезал сотрудник органов. Он не намерен был вступать с истерично настроенной женщиной в спор.
На секунду в мертвых глазах Милосердова мигнул огонек. Тася была молодой и невероятно привлекательной женщиной. Кроме того, она была артисткой оперетты, что безусловно добавляло шарма. Однако он быстро оценил свои шансы, и огонек потух, словно и не бывало.
– Я могу с ними увидеться?
Мужчина лишь поднял бровь. «В каком мире вы живете, милочка?» – хотелось ему спросить залетную столичную штучку. Но чекист промолчал. Он взял клочок бумаги и что-то написал на нем.
– Это адрес лагеря, где сидит Ваша мать.
– А отец?
– Он осужден «без права переписки». Какие свидания? –
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
