Женщина, проводящая отбор, внимательно осмотрела мою фигуру и промолчала. Хозяин ателье тоже оглядел меня и взял на работу. Правда, без особой охоты. Какая мне разница? Главное, в начале следующего месяца я приступаю к работе. Осталось всего несколько дней. Я была невообразимо счастлива. Даже не мечтала быть манекенщицей - свободной и независимой! Оставалось с нетерпением ждать наступление того заветного дня, который переменит и украсит мою жизнь. В ожидании этого чудесного дня я стала обустраиваться в своей новой лачужке.
Самое опасное в моем жилище, расположенном на седьмом этаже,
- это лифт, черная железная клетка, напоминающая тюрьму. И время в служебном лифте тянулось медленно, как в тюрьме. А я всегда спешила. В лифте был полумрак, и поднимался он ужасно долго. То ли старый был, то ли неисправный. На каждом этаже он со скрежетом останавливался, а после продолжал натужно ползти вверх. Он был похож на больного, страдающего одышкой. И однажды ему пришел конец: дойдя до шестого этажа, лифт вдруг стал непроизвольно ползти вниз. К счастью, со мной ничего страшного не приключилось, но с того дня я прервала все отношения с этим чудовищем. Я стала подниматься на седьмой этаж пешком и заметила, что так гораздо быстрее. На пятом этаже я делала передышку и немного остывала. В такие минуту перед глазами возникала вершина Мон-Блана, которую я когда-то видела на почтовой открытке. Странная картина с заснеженной вершиной частенько чудилась мне. Неужели это признаки ностальгии? Я вспоминала Казбек, самую высокую гору Кавказа. Когда горный пейзаж таял перед глазами, я продолжала, пыхтя и отдуваясь, свой путь по лестнице высокого парижского дома.
Часто воображение превращало мою жалкую комнатушку в роскошный испанский дворец. Я обитала в этом дворце, воображая себя важной дамой, и забывая реальность и действительность. Я приняла решение: «жить своей жизнью», рисуя иллюзорную блестящую жизнь и умирающих от любви ко мне мужчин. Уж если жить - так счастливо! И я твердо решила быть счастливой. Но не знала, как. Поначалу казалось, что профессия манекенщицы может стать трамплином к восхождению, и я обязательно приду к высотам. Я стану королевой Парижа! Но пока до коронации далеко и надо трудиться. Работе могло помешать одно - моя застенчивость. Она мешала мне с детских лет.
И вот наступило утро первого трудового дня. Выпив чашечку кофе со сливками в одном из бистро, я направилась на улицу Пе и ровно в девять часов вошла в дом моделей Ворт. Таким образом, маленький кавказский цыпленок начал новую жизнь. Его бабушка и мать носили чадру, боялись своих отцов и мужей. Но этот цыпленок подавляет в душе чувства своих предков и гонит их от себя. Да, этот кавказский цыпленок приступает к делу, о котором никто и не мыслил. Могли бы бабушка и мать представить себе, как я буду переодеваться перед чужими людьми, демонстрируя им открытые платья? Бедняжки даже не представляли, что есть такие профессии. Но жизнь сделала свое дело, и кавказский птенчик отныне будет моделью в самом известном парижском доме. И не думайте, что это простое дело - у него немало опасных сторон.
Так или иначе, началась новая веха в моей жизни. Она отмечена в моей памяти чередой фотоснимков в журналах мод. В первый же час моего трудового дня я пережила страх быть уволенной. Ко мне подошла сердитая женщина, мадам Бланш. «Конец моей карьере!» - подумала я, но ошиблась. Мадам Бланш, даже презирая всей душой мои широкие бедра и узкие плечи, не могла уволить меня. Мадам Бланш молча повела меня в один из цехов, где какая-то потная дама начала снимать мерки. Кажется, и она успела отметить, что мои параметры не соответствуют стандартам этого заведения. После мадам Бланш привела меня в комнату, называемую «каютой манекенов». Не знаю, почему она так называлась. В этой «каюте» находилось около двадцати девушек - одна краше другой, высокие, стройные, ладные. Одеты все были одинаково, в меховые курточки сиреневого цвета с высокими белыми воротниками. Некоторых девушек такая одежда делала похожими на школьниц. Увидев этих девиц, я поняла, почему не понравилась мадам Бланш: я была среднего роста, бедрастая, с восточным типом лица. Словом, изяществом я не отличалась. Рядом с этими высокими, стройными красотками я выглядела неважно. Мысленно кляла судьбу за свою невзрачную внешность. Одна высокая белокурая девушка, пройдя мимо меня, мило улыбнулась и назвала меня «чернушечкой». Так это имя ко мне и прилипло! На следующий день вырядившись, как все, я стала похожа на остальных. Конечно же, если не рассматривать меня поближе. Меня сводили в специальную комнату, где работали женщины парикмахерши в одинаковых униформах. Перед каждой из них сидела девушка-манекен. И мне показали на одно из кресел. Я уставилась на свое чернявое лицо, отраженное в зеркале и мне стало не по себе: Боже, что за пугало! Тут вдруг послышалась знакомая русская речь. Я обернулась и увидела двух девушек: белокожую, рыжую, с серьезным лицом и узкоглазую, красноносую, похожую на кошку. Обе были довольно хорошенькие. Они громко разговаривали, не обращая внимания на окружающих. Девицы были из той категории эмигрантов, которые считали Францию повинной чуть ли не во всех их бедах. Они были надменны и недовольны тем, то и дело повторяли: «Ах, а вот у нас.» Звали девушек Елена и Сандра. Эти неразлучные подружки частенько ссорились. Речь девушек выдавала в них простолюдинок, хотя обе утверждали, что состоят в родстве с царской фамилией и сами из дворянского рода. Девушки-француженки верили им и прощали дурной характер и обхождение.
Узнав, что я с Кавказа, Елена и Сандра решили приманить меня к себе, но мне не хотелось сближаться с ними. Во-первых, не нравился их характер. А во-вторых, мне было интереснее общаться с местными девушками. Хотелось поближе познакомиться с ними, лучше понимать их. Попадать же под влияние русских не было желания. Такая мысль раздражала меня. Меня выводили из себя их потуги продолжать здесь, в чужой стране, свою колониальную политику. Почему меня должны считать русской? Моя страна была и остается колонией. Да, я родилась в Российской колонии. Но я другой национальности, другой веры, другого нрава! Кажется, во мне заговорил дух моих мусульманских бабушек, презиравших колонизаторов. Но я не презирала русских девушек. Просто старалась держаться от них подальше и не становиться «своей».
Отвязавшись от Елены и Сандры, я решила поближе познакомиться с одной из девушек по имени Альбертин. Красивое имя! Мне оно очень нравилось. Да и сама Альбертин была милой
