проводим уютный, хороший вечер. Родители Леши все свое внимание уделяют внуку и рассказывают о Лешке. Говорят о сходствах, но пророчат Тоше лучшее будущее.
— Антоша смышленый не по годам, — улыбается Анна Львовна, глядя, как мелкий ест крупные макароны, нанизывая на палец. Дурацкая привычка. В детском саду кто-то научил. — Можно до школы заниматься с репетиторами и пойти на обучение с углубленным…
— Аня, замолчи! — резко одергивает ее Олег Андреевич. Смотрит жестко, с холодом, вытесняя в момент созданное тепло.
— Да, — тихо отвечает мама Леши и опускает глаза. — Простите. — прокашливается, покрываясь краской, и встает. Показывает улыбку, а у самой во взгляде та же боль, что я видела. — Пойду…руки помою…
— Пап, ты не прав, — цедит Лешка, сжимая кулаки. — Может, хватит ее…
— Присмотрите за Тошей, я тоже… руки помою, — спешу уйти, чтобы дать возможность мужчинам поговорить.
Я, конечно, поступаю нагло, но ничего не могу поделать. Меня тянет найти Анну Львовну. Антипов рассказывал, что в их семье не все ладно после той истории, но я не думала, что настолько. Родители Лешки действительно держатся на расстоянии друг от друга. Между ними жуткое напряжение.
Дверь на втором этаже слегка приоткрыта. Слышу сдавленный плач и тихо захожу. Анна Львовна сидит на кровати, лицом к окну, плечи подрагивают. Я только сейчас замечаю, что в ней нет прежнего лоска. Волосы не струятся по плечам, а собраны в пучок на затылке. Вместо красивой одежды на ней домашний трикотажный костюм… Руки без яркого маникюра. Ухоженные, но до обычного просто.
— Анна Львовна? — прохожу и присаживаюсь рядом.
— Прости, Машенька, — отводит глаза, смахивая слезы. — Менопауза, вот и веду себя как истеричка.
— Не извиняйтесь, — смотрю на свои колени и не знаю, что говорить…
— Ой, а я… Можно я покажу тебе кое-что? Вдруг тебе понравится? — она вытирает платком нос и встает, протягивая мне руку. Изображает улыбку, стараясь угодить, делая вид, что ничего не произошло.
Она сильная, но ранимая…
Иду за ней в одну из дальних комнат. Красивая спальня, светлая, в жемчужных тонах, а на столе белые розы. Точь-в-точь как те, что мне когда-то подарил Леша на день рождения.
Анна Львовна подходит к встроенному зеркальному шкафу, в котором можно роту солдат спрятать, и раздвигает створки. Внутри висят новые наряды на разный вкус: деловые, вечерние, клубные. Пара курток и пальто…
— Я… эту комнату для тебя сделала, — признается она. — И брала одежду… тебе. Передавать боялась. Не хотела, чтобы ты думала, будто откупаюсь… Прости… Но может что-то из…
Боже, меня так накрыло в этот момент… Смотрю на Лешину маму: потерянная, брошенная всеми, отвергнутая любимым человеком, та… кто радуется простому вниманию.
Что ж ты, Сафронова, натворила? Прав Стас, я своими обидками и Лешке больно сделала, и его родителям. Вот дураа-а-а…
— Мне все нравится! — выпаливаю, подхожу и обнимаю Анну Львовну. — Я все заберу. Покупайте мне еще, у вас вкус хороший.
Сглатываю слезы, чувствуя, как трясется рядом та, кто дала Леше жизнь.
— И я… такая дура, Анна Львовна… Такая дура… Простите меня…
— Машенька? — ошарашенно смотрит на меня женщина. — Ты чего это? А ну-ка переставай плакать. Ты не дура. Я бы сама себя ненавидела. Правда. Мне очень стыдно. Прости меня…
— Простила. Давно! Давайте будем счастливыми, а? Не позволяйте себя обижать, — прошу ее, забирая из ее рук платок и высмаркиваясь. — На море рванем вместе… А еще через полгода у вас появится еще внук или внучка… Ну, чуть больше, по сроку…
— Господи, Машенька… — шепчет она и прижимает меня сильнее. — Спасибо тебе, милая… Спасибо…
— У меня совсем нет ничего из одежды для беременных… — ляпаю невпопад, не зная, как реагировать на все эти благодарности.
— Хочешь, вместе поедем и … — она тушуется.
— Ой, здорово! А я боялась, что не предложите, — подхожу к кровати и сажусь на край. — Мы сегодня будем тут спать. Можно?
— А вы с ночевкой? — светится вся. — Конечно! Где угодно. Пройди по дому, присмотрись.
— Я выбрала, — улыбаюсь.
Мы какое-то время еще болтаем с Анной Львовной. Я рассказываю об Антоне, о родителях. Решаем, что пора знакомиться старшему поколению.
Только вот у меня зудит мысль, что надо помирить предков Леши. Обязательно. Тогда всем станет легче. А главное, моему любимому мужчине. Он хоть и не показывает, но я чувствую, что переживает.
Мы спускаемся в хорошем расположении духа, только Антипов сразу все считывает с моего лица. Подрывается, но я тут же увожу мужа подальше. Не хватало, чтобы дров наломал по незнанию.
— Детка, что случилось? — нежит мое лицо в сильных ладонях, гладит большими пальцами. — Ты плакала, Маш? Что она тебе сказала? Не слушай никого, поняла? Я твой и всегда буду твоим, кукла. Поехали домой…
— Леш, ты чего завелся? — обнимаю его, целую, привстав на носочки. — Твоя мама мне купила много красивых вещей, а мне некому их показать… А еще, мы поговорили и собираемся по магазинам…
— Она тебя не обидела? — ищет признаки лжи на моем лице.
— Антипов, она твоя мама. Любит тебя и желает счастья. А без матрешки, Лешенька, у тебя пойдет насмарку жизнь личная и половая…
Силюсь сдержать смех, потому что у Антипова сейчас такое циничное выражение лица… Этот прищур… Кромка идеальных белых зубов, царапающих нижнюю губу… Слегка склоненная набок голова.
Боже, какой же он красивый…
Ну, привет, мажор!
— Детка, хочешь, я покажу тебе свою комнату? — вкрадчиво, многообещающе…
— Не особо, но я могу показать тебе свою… — вздергиваю бровь.
— В твоей есть ремень и наручники? — нависает, упершись ладонью в стену, а между пальцами другой, пропускает мои волосы.
— В моей есть большая кровать и зеркало во всю стену… — ворожу, кокетливо рисуя вензеля на его груди.
— Блять, что ж ты делаешь, кукла? — с тихим рыком трется носом о мои скулы и висок.
— Вопрос, почему ты... еще ничего не делаешь? — выдыхаю, стараясь поймать его нежные губы.
— Нас не ждите! Антон, присмотри за дедом и бабушкой! — оглушает Леша и хватает меня на руки, утаскивая наверх.
Ой, какая стыдоба-а-а… Мы же в гости приехали.
Едва добираемся до второго
