Лотар осклабился, отчего челюсть его хрустнула, перекосившись и едва не выйдя из суставов.
– Значит, догадывался?
– Догадывался, – согласился Гримберт. – Не знал имени, но знал то, что он кто-то из твоих бывших приближенных. Ненавидящий тебя до дрожи в коленях. Вот я и подумал, что погоня, скорее всего, снаряжена за ним самим. Что вы двое сводите старые счеты, только и всего.
– Поэтому скормил его мне в надежде, что я удовлетворюсь этим и прекращу преследование, – Лотар с трудом кивнул, отчего его искривленная шея влажно хрустнула. – Вот только…
– Вот только я, конечно, думал сохранить свое инкогнито, – произнес Гримберт сквозь зубы. – Не думал, что ты узнаешь меня в этой древней развалине.
– Я бы и не узнал, – заверил его Лотар. – Откуда бы мне предположить, будто мой милый Гримберт, вечный щеголь и вертопрах, вздумает облачиться в эту архаичную дрянь?.. Да, пожалуй, я бы и отпустил тебя – мало ли в нашем мире рыцарей, скрывающих свое имя и лицо? По счастью, нашелся человек, который по своей душевной доброте открыл мне на это глаза. И я от всей души благодарю вас за это, барон.
Гримберт уставился на Берхарда. Несмотря на разбитое вдребезги лицо, тот явственно ухмылялся, пуская кровавые пузыри.
– Берхард? Значит, ты пытал его и выведал, кто…
– Нет, – Лотар улыбнулся так широко, что стали видны трущиеся друг о друга кости в его глотке. – Барон фон Кетлер был столь любезен, что еще десять дней назад, пребывая в Бра, отправил мне в столицу анонимную депешу, в которой милостиво извещал, что маркграф Гримберт, именуемый также Туринским Пауком, имеет желание посетить мои владения в Альбах и навестить Бледный Палец. Я счел невозможным игнорировать свои обязанности как радушного хозяина и вот… И вот мы здесь! Разве не прелестно?
Лотар заворочался на снегу, пытаясь использовать свои многочисленные, но слабые конечности, чтобы утвердиться в удобном положении. Гримберт мстительно подумал, что это должно было потребовать от него чертовски много усилий. И причинить чертовски много боли его искаженному телу, являвшему собой насмешку над человеческим.
– Берхард сдал меня? Сдал тебе? Еще до того, как мы покинули Бра?
Лотар рассмеялся. Когда-то его смех был мелодичным и тонким, но изменившаяся грудная клетка и гортань сильно исказили его, превратив в надсадный скрежет.
– Должно быть, ты еще не понял всего очарования картины. Я думал, паукам полагается быть более сообразительными… Вы оба предали друг друга. Ты его, он – тебя. Только он успел чуть раньше. Ах, дьявол, как это мило! Ей-богу, я бы разрыдался от умиления, но, пожалуй, воздержусь. Уж ты-то должен помнить, где нынче обретаются мои слёзные железы…
«Нет, – подумал Гримберт, – я бы не стал тратить на него снаряда. Раздавил бы ногой, как насосавшегося крови клопа. И даже это было бы для него слишком милосердной смертью».
Маркграф Салуццо сладко потянулся, отчего внутри его раздувшегося багрового тела хрустнули переплетенные между собой кости.
– Мне чертовски интересно, как вы двое разоблачили друг друга, мой милый Гримберт. Как барон фон Кетлер распознал тебя даже под личиной увечного слепца, я уже знаю. У нас с ним было время по-дружески поболтать. Но как ты узнал, кто он?
Гримберт покачал головой и лишь затем вспомнил, что неуклюжий доспех не способен воспроизвести такое сложное движение – бронированный шлем, внутри которого была заключена бронекапсула, не обладал должной степенью свободы в своих движениях.
– Я не знал его имени и титула. Лишь догадывался. То, что он не простой контрабандист, стало ясно почти сразу. Слишком правильная речь, хоть он и пытался это скрыть. И этот акцент… Может, в провинциальном Бра ему и удавалось выдавать себя за иберийца, но он такой же уроженец Жироны, как я – архангел Гавриил.
– Твоя проницательность может соперничать лишь с твоим чувством юмора, Паук. И как же ты вывел его на чистую воду?
– Невнимательность к деталям. Она подвела его, как подвела многих других на этом веку. Описывая битву на перевале Ревелло, он сказал, что альмогавары шли в бой с кличем «Despierta, hierro!».
Лотар приподнял бровь, похожую на кусок прилипшей к плоти бурой водоросли.
– «Железо, пробудись!»? И что?
– Это клич на иберийском наречии, – спокойно пояснил Гримберт. – Но ни один уроженец Жироны в здравом уме не станет кричать ничего подобного. Видишь ли, Жирона пусть и входит в состав Иберийского королевства, населена в основном каталонцами. Те гордятся своими корнями и разговаривают на своем собственном каталонском наречии, презирая иберийскую речь. В бою они кричали бы по-каталонски «Desperta, Ferres!», но никак не «Despierta, hierro!» по-иберийски.
Изувеченные руки Лотара изобразили несколько неуклюжих хлопков.
– Браво, мой мальчик, браво! Дорогой барон фон Кетлер, я всегда считал вас большим хитрецом. Но, говорят, злость – большая мастерица смущать разум. Мне кажется, за последние пять лет она съела остатки вашего подчистую. Я даже немного разочарован.
* * *
Берхард собирался что-то ответить, но поперхнулся собственной кровью и бессильно закашлялся, роняя в рыхлый снег дымящиеся карминово-розовые капли.
– Месть, – пробормотал Гримберт. – Вот та тропа, что вела его все это время меж гибельных скал. Эта тропа называлась местью. Ты ведь бросил его там, под Ревелло, пять лет назад. Его – и всех прочих своих вассалов. Скормил моим рыцарям, сам в решающий миг бежав от боя. Что, понадеялся на то, что этой крови, пущенной тебе, хватит, чтобы утолить императорский гнев? Надеялся выторговать себе прощение за ересь?
Лотар ухмыльнулся. Эта гримаса, должно быть, задействовала не только его уцелевшие лицевые мышцы, но и многие другие, причудливо и противоестественно расположенные. Отчего его лицо едва не затрещало, словно составляющие его кости пытались разойтись.
– Императорский гнев? – спросил он почти ласково. – Мой милый Гримберт, для человека, которого считают самым прожженным хитрецом восточных земель, иногда ты наивен, будто херувим. Ты в самом деле считаешь, будто дело в ереси? Будто его величество осерчал на меня из-за пары ветхих технологий, запрещенных Святым Престолом, да никчемных книжек? Святая наивность! Простодушный юный паучок!..
Его тон неприятно уколол Гримберта сквозь броню.
– Как бы то ни было, дядюшка Лотар, мне приятно знать, что прощение императора пришло к тебе именно в такой форме. И мне было приятно послужить его орудием.
Гримберт с отвращением заметил, как на теле Лотара приоткрывается сразу несколько ртов. Некоторые из них щерились из вздувшихся животов, другие – из неестественно выгнутых спин или раздувшихся бёдер. Внутри некоторых из них можно было различить зубы, пусть даже растущие беспорядочными группами, другие представляли собой лишь темные провалы, окаймленные дрожащими губами.
– Из тебя получился бы недурной обвинитель на судебном процессе, мой милый Гримберт. Вот только есть одна штука… Барон мстил не только мне, не правда ли? Барон, вы хотите что-то сказать маркграфу Гримберту? Я же вижу, что хотите… Не сдерживайте себя!
