Едва ли его вкусы претерпели изменения за эти пять лет, подумал Гримберт. Вот и сейчас он осторожно принюхивается, чтобы раззадорить свой аппетит. Ему мало вкуса, ему надо ощутить запах во всей его полноте. Запах моей беспомощности. Черт возьми, впервые в жизни у него есть для этого приличное количество носов…
Рот Лотара де Салуццо растянулся в улыбке. На удивление человеческой для существа, которым он являлся.
– Ты всегда казался мне милым мальчиком, Гримберт. Думаю, пришло время продемонстрировать тебе мою благодарность. Вылазь из своего доспеха. Будет лучше, если ты сделаешь это по доброй воле. Эти ребята вокруг тебя – венецианские забойщики. Они не просто хороши в своем деле, они лучшие в своем ремесле. И лучшие из тех, кого может позволить себе казна мари Салуццо. А еще у них есть газовые резаки, и я прикажу пустить их в ход, если ты будешь упрямиться. Но мне бы не хотелось до этого доводить. Во-первых, у нас уйдет несколько часов, чтобы вырезать тебя из этой железяки. Во-вторых, тебе могут случайно причинить боль. А я не хочу, чтоб ты испытывал боль до того, как мы вернемся в мой дворец. Знаешь, даже кусочек яблока может перебить аппетит перед шикарным ужином. Мне бы не хотелось, чтоб ты упускал даже малейший кусочек той боли, что тебя ждет впереди. Поверь, я приготовил нечто по-настоящему роскошное. Надеюсь, ты будешь хорошим мальчиком и не станешь оспаривать мое право на месть?..
– Месть? – прохрипел вдруг лежащий в снегу Берхард с нескрываемой яростью. – И ты еще смеешь говорить о мести, мерзавец? Ты заслужил все, что с тобой случилось!
Несмотря на разбитые всмятку губы и распухшее лицо, говорил он на удивление четко. Может, потому, что из его речи впервые пропал иберийский акцент.
Лотар выпятил губы, точно обиженный ребенок.
– Ах, барон, барон… Что ж, вы всегда славились несдержанностью.
Гримберту хотелось рассмеяться, но он сдержался, зная, что грубый микрофон доспеха превратит его смех в немелодичный треск.
– Барон? Он и в самом деле барон?
– А ты не знал, кого предаешь? – Лотар приподнял бровь. – Позволь тебе отрекомендовать. Барон фон Кетлер, мой давний друг и вассал. Впрочем, сейчас это уже совершенно неважно. Честно говоря, я собирался отправить господина барона под лед или наскоро сжечь на углях, но подумал, что вам обоим не помешает еще разок увидеть друг друга. Взглянуть друг другу в глаза, так сказать.
В глазах у Берхарда, алых от полопавшихся сосудов, не было ничего, кроме ненависти. Даже связанный, избитый до полусмерти, он завозился в снегу, пытаясь подняться на ноги. Если бы ему это удалось, понял Гримберт, он бросился бы на них. На Лотара, на забойщиков с их кулевринами, даже на бронированный рыцарский доспех…
– В конце концов я подумал, что могу подарить барону фон Кетлеру такую малость, – Лотар получал явственное удовольствие, наблюдая за его беспомощной возней. – В конце концов, на протяжении многих лет он был моим верным вассалом. Одним из самых приближенных, пожалуй. Я-то думал, после Железной Ярмарки мы с ним никогда уж не свидимся, ан вот какой сюрприз. И за него я, конечно, должен всецело поблагодарить тебя, милый Гримберт. В конце концов, это ты подарил мне встречу с ним!
* * *
Берхард захрипел от ярости – сквозь щели в зубах потекла слюна вперемешку с кровью. Ледяное спокойствие вчерашнего проводника растаяло, как тонкий слой льда поверх походного шатра. Ненависти, заключенной в его изувеченное тело, было столько, что Гримберту показалось странным, как она не расплавила свой сосуд, выплеснувшись на снег.
Лотар поднял одну из конечностей, похожую на побывавшую под дробилкой руку, тонкую и дрожащую на ветру, и задумчиво почесал ею опухоль в своем боку, состоящую, кажется, из вороха переломанных и кое-как сросшихся ребер.
– Господи, барон, я был лучшего мнения о вашей прозорливости! Вы отправились в путь с Туринским Пауком и всерьез полагали, что он не попытается купить свою жизнь ценой вашей? Для него чужая жизнь лишь мелкая монета, которой он привык щедро расплачиваться за свои капризы с тех пор, как ему минуло десять!
«Двенадцать, – подумал Гримберт. – Мне было двенадцать – и у меня был хороший учитель. Но тебе знать об этом необязательно, дорогой Лотар».
– Как? – Берхард перестал дергаться, но ненависти в его взгляде было достаточно, чтоб растопить Альбы до основания. – Как?
– Вы хотите знать, как мы перехватили вас на Коровьем Языке, дорогой барон? – Лотар томно засмеялся. Из багровой щели в его боку выбрался, конвульсивно подергиваясь, сизый язык и стал елозить по россыпи бородавок, вероятно, в попытке унять издаваемый ими зуд. – Маркграф Гримберт был столь любезен, что прошлым вечером отправил в эфир радиопередачу с указанием вашего маршрута. Зная, как идет тропа, мне оставалось только расставить силки. Вообразите мое удивление, когда я увидел, кто именно в них попался!
Гримберт качнул головой доспеха, изображая кивок, совсем позабыв о кольце окружающих его наемников с оружием в руках. Сразу несколько кулеврин дернулось в сжимающих их руках, безошибочно сопровождая то место в доспехе, где располагалась бронекапсула. С такого расстояния даже три дюйма лобовой брони, скорее всего, не спасут его от иридиевых пуль. С расстояния в несколько сотен метров еще можно было надеяться продержаться несколько минут под плотным огнем, но при стрельбе в упор он лишался и так зыбкой защиты. Но думать об этом лишний раз не хотелось.
– Я бы не сделал этого без необходимости, – произнес Гримберт в микрофон, морщась от того, как архаичные динамики доспеха искажают его голос. – Предательство ради предательства никогда меня не прельщало. Берх… Я имею в виду, барон фон Кетлер сам предопределил свою участь, когда солгал мне. Когда сказал, будто по моему следу в компании наемников идет сам Лаубер. Я знал, что это не так.
Одной из скрюченных рук Лотар попытался почесать щеку, но не смог – не хватило длины. Раздраженно ворча, он выпростал из своих слизких изломанных внутренностей другую конечность, напоминающую отросток позвоночного столба, и почесал щеку им.
– Проницательность, – Лотар мечтательно прикрыл глаза. – Еще одна черта, которая мне всегда в тебе импонировала. И какой же вывод ты из этого сделал, скажи на милость?
«Один снаряд, – подумал Гримберт. – Всего одного снаряда мне хватило, чтобы этот огромный застарелый нарыв, внутри которого пульсирует гибельный яд, разлагающий все живое, лопнул, испачкав снег на пять метров вокруг. Господи, кажется, я бы сейчас отдал вторую свою почку за одну-единственную болванку, но…»
– Мое инкогнито не было тайной для Берхарда. Он знал, кто я, как знал и то, что я смертельно опасаюсь графа Женевского. Неудивительно, что именно эту версию он и попытался мне скормить. Уверить, будто за мной спешит Лаубер собственной персоной. Изящный ход, но со своими недостатками. Полагаю, это следствие выбранного им ремесла. Альбы могут научить многому – хладнокровию, жестокости, терпению, – но по части интриг они скверный наставник. Он знал, кто я, но и я догадывался, кто он.
