мы ведь может изменить это.
— Я подумываю пойти на твой выпускной, — внезапно сказала она.
У меня пересохло в горле. На секунду показалось, что все, что я так тщательно от нее скрывала, дало трещину на скорлупе, которая все это время укреплялась. И в этот момент мама будто бы о чем-то догадалась. О том, что может за ней находиться.
— Что? — переспросила я, заламывая пальцы за спиной от волнения.
— Хочу увидеть тебя на твоем последнем звонке, — улыбнувшись, сказала мама и мягко посмотрела на меня. Я свела брови и внутренне выдохнула.
— А, это. Конечно, приходи.
— Только давай сразу договоримся, что после университета ты на мне не будешь проверять свои психологические трюки! — потребовала она ни с того ни с сего.
Я с недопониманием взглянула на нее.
— В смысле, работать будешь в больнице, а не со мной, — объяснила мама.
— Ты вот о чем. Я и не собиралась.
«Мне бы самой себе помочь…»
— Твой папа тоже вступал на путь психологии, но потом все же бросил и стал просто работать врачом-специалистом, — будто бы что-то на мгновение кольнуло в груди и тут же исчезло, стоило маме продолжить, — ты очень на него похожа. Все те же выразительные зеленые глаза так и отражают в тебе его.
— Мам?
Она тяжело вздохнула и слегка наклонила голову в бок.
— Да?
— А какой он был, — я посмотрела в окно, на сгущающиеся сумерки снаружи, — мой… папа?
— Он… был… романтичным. Он очень любил тебя, когда ещё был с нами. Стоило ему тебя увидеть, словно расцветал снова и снова. Нам с ним очень нравилось беседовать по ночам и смотреть на звездное небо через окно. И все же он… ушел.
Мама в детстве говорила, что разлюбила папу давным давно. И сейчас я могу уже заметить, что ее глаза не блестят как прежде, как раньше, когда все было хорошо. Когда у нас с ней все было хорошо. Когда со мной все было хорошо…
Я вытерла нос рукавом и встала со стула.
— Я пойду, — еле выдавила я из себя, чувствуя ком в горле.
Мама лишь кивнула и отвернулась к окну.
Когда зашла в комнату, я встала перед зеркалом.
— Кто ты такая, чтобы ее расстраивать? — спросила я у своего отражения.
— Правильно, ты ее дочь, а значит, не имеешь никакого права видеть, как ей плохо ещё и из-за тебя! — я стукнула по зеркалу в надежде достучаться до внутренней себя.
— И вообще… — я всхлипнула, — всем сейчас плохо. Кому легко?
— Никому.
Я упала на кровать лицом в подушку и прижала колени к груди. Еще час назад чуть не задохнулась в ванной, а сейчас беседуешь с ней как ни в чем не бывало? Кому стало бы лучше после этого? Только тебе одной? Правильно! Потому нужно уже прекращать думать только о себе. У тебя есть человек, которому можно довериться, так почему? Почему, я тебя спрашиваю, ты не делаешь этого? Что Тебе Мешает? Что останавливает…
Арт запрыгнул на кровать и лег около меня, положив мне на ладонь свою голову, и замурчал. Я погладила его по пушистой спинке и только в обнимку с ним смогла уснуть.
На следующий день в школу совсем не хотелось идти, так как там меня как никак, а все равно ждала встреча с Кириллом. Алена Николаевна объяснила нам, что времени до последнего звонка мало, учитывая сколько человек будет танцевать, а значит, нужно будет дольше репетировать для более слаженной синхронности. Поэтому учить полную версию танца, пока по кусочкам, решились два раза в неделю, встречаясь после уроков в спортзале: во вторник и пятницу.
Марк после вчерашнего мне еще на глаза не попадался, но если это все же произойдет, придется сказать ему оставить попытки защитить меня или что-то в этом роде. Не нужно ему лезть в это.
— Тамара, — меня окликнули сзади, судя по всему, Артем Олегович. Я повернулась и посмотрела на учителя с вопросительным выражением лица. — Подойди, пожалуйста.
Мне пришлось оторваться от стены около кабинета и пойти к классному руководителю.
— Все хорошо? — спросил он, понизив голос, и легонько прикоснулся к моему плечу ладонью.
Я кивнула.
— Если будет что-то похожее на репетициях, ты сразу говори, пожалуйста, не молчи, — настоятельно сказал Артем Олегович, слегка нахмурившись.
— Хорошо, — тихо ответила я.
После этих слов к нам подошла Вика и аккуратно встала около меня.
— Артем Олегович, а на последнем звонке мы будем выступать в школьной форме или нужно будет покупать платья на свой вкус? — она убрала руки за спину и немного наклонила голову. Я исподтишка смотрела на нее снизу вверх, хоть и была ниже, но не чувствовала, что это как-то ущемляет мои достоинства как семнадцатилетней.
— Конечно, в школьной форме. Вот че… — он похлопал себя рукой по губам и продолжил: — Вика, скажи всем на репетиции, чтобы до последнего звонка девочки — приобрели платья и белые фартуки, мальчики — черные брюки и белые рубашки. И никаких кроссовок!
— Будет сделано, — спокойно ответила Вика, записав что-то в телефоне.
— Хорошо, я пойду, мне еще журнал нужно заполнить.
Когда Артем Олегович удалился, Вика посмотрела на меня сначала грустно, а потом улыбнулась и, взяв меня под локоть, повела в класс.
— Ты что делаешь? — спросила я, когда мы пересекли порог кабинета.
— Как что? Мы идем в класс. Или это теперь запрещено?
Странно все это… Ее поведение и резкая смена настроения.
— Веди себя нормально, — пробубнила я.
— Что?
— Ты что-то сказала? — подняв брови и сделав непонимающее выражение лица, задала вопрос я как ни в чем не бывало.
— Нет, это ты только что что-то сказала, — серьезно произнесла она.
Я поняла, что она не в теме и выпуталась из ее рук, пройдя на свое место.
— Как тебе твой партнер? — спросила Вика, вдруг появившись около моей парты.
— Никак.
— Я видела, как вы вчера кружились, ты даже глаза на несколько секунд закрыла. Он правда настолько хорош? — не унималась она.
— Мы оба ходили на танцы, редко когда попадается действительно хороший партнер, если ты танцуешь в школе, так еще и с неумехами, — я смотрела в окно: на подрагиваюшие ветки деревьев и грязь во дворе из-за внезапного февральского потепления.
— Ах вон оно что! — изумилась Вика. — А помнишь первое сентября?
Я оторвала взгляд от деревьев и посмотрела на девушку. Наклонив голову в бок, сказала:
— Да, помню, только не нужно сейчас говорить мне, как было хорошо тогда, и без тебя знаю, что тогда было почти как сейчас, только без лишних