в отдельности. Я знаю, что мы все вместе начали общее дело и вы, столкнувшись с первыми же трудностями, сдались и бросили меня здесь одну. И теперь у каждого из вас есть свои причины не приезжать сюда. Ну что ж, это дело вашей совести, поступайте как хотите. Но уж в таком случае позвольте и мне поступать так, как я считаю нужным: я начала строить этот дом, и я его построю, как бы мне трудно ни было.
Э л ь д а р. Зачем?
М а т ь. Это уж мое дело. Я бы ответила на твой вопрос два года назад, когда мы начинали строительство и вы обещали мне вашу помощь. А сейчас уже поздно задавать такие вопросы и отвечать на них.
Э л ь д а р. Мама, но это же не что-то решающее нашу судьбу, жизнь. Это — дача, которую мы хотели построить для нашего же удобства, для себя. А теперь передумали, потому что оказалось, что это сложно, трудно, дорого… Это же наше право: сперва хотели, а теперь передумали.
М а т ь (спокойно). А я не передумала! (Залпом выпив чай, встает и идет к камням.)
Э л ь д а р (идет следом). Мама, ты же больной человек.
М а т ь. Я уже много лет больной человек.
Э л ь д а р. Эти камни просто доконают тебя.
М а т ь. Спасибо за заботу. Мне приходилось выполнять работу и потяжелей, чтобы вырастить своих детей.
Э л ь д а р. Мама, ты действительно сделала все возможное и невозможное, чтобы поставить нас на ноги. Но тогда в этом была необходимость. А сейчас совсем другое… Послушай меня. Да, мы хотели иметь дачу, да, мы мечтали о ней и начали ее строить. Но теперь ведь ясно, что нам не под силу эта семейная дача… А может быть, она и вообще не нужна, даже если мы ее построим. У каждого возникло столько своих проблем, что наши наивные мечты о коллективном семейном счастье просто потеряли смысл. Ну что поделаешь, если жизнь оказалась сложней, чем мы думали? И все так переменилось за эти годы…
М а т ь. Не знаю… Может быть, и переменилось… Но я всю жизнь делала то, что нужно было другим людям, а теперь (усмехнувшись) мне хочется один раз поработать для себя… Имею на это право? (Идет за камнем.)
Э л ь д а р (в отчаянии отцу). Ну что делать? Она опять пошла… Что делать, папа? Мне же надо ехать, меня ждут в городе. Неужели вы не понимаете, я не могу не поехать? Меня ждут там! Ну, ты-то хоть меня понимаешь? Все равно от моей помощи никакого смысла, это же ничего не меняет…
О т е ц. Я понимаю.
Мать нагибается, чтобы поднять камень.
Э л ь д а р (кричит). Не трогай его, я тебе говорю…
Мать поднимает камень, Эльдар идет к ней.
Ты слышишь меня? Брось его… (Тянет камень из рук матери.)
М а т ь. Пусти.
Опять мать и Эльдар встречаются взглядами, и становится ясно, что упрямство ее ничуть не поколеблено.
Э л ь д а р (почти злым шепотом). Ты же не понимаешь ничего. Потом ты жалеть меня будешь. И обо всем этом жалеть будешь. Но будет поздно. (Дергает камень.)
Мать разжимает руки. Круто повернувшись, Эльдар идет от нее. Через несколько шагов понимает, что несет камень не в ту сторону, и поворачивается с ним к скале… Потом идет за следующим камнем… Потом еще за одним… Мать продолжает стоять посреди участка…
В квартире Эльдара отворяется дверь, и в комнату входит А л и к. В а л я открывает глаза… Сердцем любящего человека Эльдар видит все, что происходит в его городской квартире.
А л и к (очень непринужденно). Что же ты не идешь? Я уже два часа жду…
В а л я. Прошу тебя — уйди.
А л и к. Куда?
В а л я. Не знаю…
А л и к. Только вместе…
В а л я. Я никуда не пойду… Неужели ты не понимаешь? Я люблю его.
А л и к. Тогда необходимо выпить. (Открывает шампанское.) Это, по-моему, твой бокал… Это мой… Держи. Будь здорова. (Вложив бокал в Валину ладонь, звонко чокается.) Ну, рассказывай…
В а л я. О чем?
А л и к. Обо всем. Почему плачешь? Ты что, рассказала ему все?
В а л я. Да.
А л и к. Зачем?
В а л я. Так получилось.
А л и к. Я бы ничего ему не сказал.
В а л я. Знаю.
А л и к. Таким, как он, нельзя ничего говорить.
В а л я. Я не могла не сказать.
А л и к. А ты что, так все ему и выложила?
В а л я. Да…
А л и к. То-то он так взбесился…
В а л я. Я дрянь последняя, Алик… Как все ужасно… И ничего не объяснишь…
А л и к. А что бы ты хотела объяснить?
В а л я. Как все было.
А л и к. А как все было?
В а л я. Никак. Ничего ведь не было. Правда, Алик?
А л и к. Ты так думаешь?
В а л я. Да.
А л и к. Ну ладно, не было, так не было. Не в том дело.
В а л я. Нет, ты меня не понял. Я не имела в виду, что вообще ничего не было. Но ты же помнишь, как это случилось?
А л и к. Я хорошо все помню.
В а л я. Мы же не нравились друг другу даже…
А л и к. Ты так считаешь?
В а л я. Ну конечно. Ты что, не помнишь, как все было? Я совершенно случайно осталась у вас. И ты случайно приехал. Ты же был на каких-то сборах.
А л и к. Да.
В а л я. Когда я проснулась, ты плакал из-за этой женщины. Правильно?
А л и к. Да.
В а л я. Я принесла тебе воды. И ты начал мне рассказывать о том, как ты ее любишь. И что убьешь и себя, и ее… Ты помнишь?
А л и к. Да.
В а л я. Я тебя уговаривала не делать этого?
А л и к. Да.
В а л я. И это произошло… потому, что мне стало так жалко тебя…
А л и к. Только поэтому?
В а л я. Да. Только поэтому…
А л и к. Ты правда так думаешь?
В а л я. Да.
А л и к. И я тебе совсем не нравился?
В а л я. По-моему, нет. Конечно, что-то было, но…
А л и к. А ты вспомни, что ты мне говорила в ту ночь…
В а л я (растерянно). А что я говорила?
А л и к. Разве из жалости так любят, Валя? Ты мне такие слова шептала… о том, что давно влюблена в меня… Ну, вспомни. Какая там жалость?! Это была одна из самых лучших моих ночей, а ты говоришь — из жалости.
В а л я (жалобно). Я тебя не любила тогда, Алик. Я точно знаю… А то, о чем я тебе рассказывала, — это было давно, когда мы еще совсем маленькими девчонками были… Мы тогда всем классом в тебя влюбились, все девчонки… Это было очень давно, когда нам лет по четырнадцать было… Мы поэтому к вам домой все время бегали.
А л и к. Может быть, я не спорю… Но ты просто многого не помнишь. Ты как в бреду была и все время говорила о любви.
В а л я (беспомощно). Я Диму
