на меня.
— Отец этой женщины убил твою семью.
Он позволяет своим словам повиснуть между нами.
— Я был на их гребаных похоронах. И точно помню, как ты получил информацию о том, кто виновен в их смерти.
Наступает тишина, густая и приторная, с болезненными воспоминаниями, наступающими на пятки. Святой хлопает себя ладонью по центру груди.
— Я был там, когда ты поклялся отомстить убийце, — опускает брови Святой, меняя голос, становясь менее резким. — И я видел, как это дало тебе то, ради чего, блядь, стоит жить.
— Ты думаешь, я этого не помню?! — взрываюсь я, пригвоздив его стальным взглядом. Потом крепко сжимаю губы, раздувая ноздри, пытаясь успокоиться.
Мой голос стал менее громким, но я выдавливаю слова, крепко сжав челюсти.
— Юрченко был известен своим пристрастием к ножам и инсценировкой убийств как самоубийств.
Более того, он надрезал нужные точки на ладонях, чтобы их признали самоубийствами. Смерть от самопорезов, каждый раз попадая в важный орган.
То же самое говорили о моей семье. Что мой отец зарезал свою жену и дочь, прежде чем покончить с собой.
Эти болезненные воспоминания заглушают мой гнев на Святого, оставляя меня с осознанием того, что я облажался с Алекс. Что не признался, когда должен был.
И теперь все стало еще более запутанным. Потому что женщина, которую я люблю — женщина, чей отец убил мою семью, женщина, которую я поклялся убить, чтобы отомстить за их смерть, — бежит прямо на арену дьявола.
Опускаясь на кожаное сиденье, я испускаю тяжелый вздох.
— В глубине души я понимал, что уход на пенсию выставит меня не в лучшем свете.
Святой издает насмешливый звук, но я не обращаю на него внимания.
— Не ожидал, что они захотят, чтобы я работал на них настолько сильно, чтобы нанести удар по моей семье.
— Но это сработало.
Я смотрю на него и практически вижу, как в его голове крутятся шестеренки.
— Что ты имеешь в виду?
— Это сработало. Сергей сделал тебя своим должником благодаря этой сделке.
Наклонившись вперед в своем кресле, он переплетает пальцы и смотрит в пол.
— Послушай, я по своему опыту могу сказать, что после травмирующих событий в жизни человека эмоции зашкаливают. Ты хуже замечаешь самые очевидные детали и в итоге совершаешь… неосознанную ошибку.
Понизив голос на октаву, Святой бормочет:
— Ты справляешься с собой только одним способом, чтобы тут же снова окунуться в адскую бурю дерьма.
Воцаряется напряженная тишина, прежде чем он приподнимает плечо в полупожатии.
— Слушай… она сказала, что ее отец был хорошим человеком. Что он изменил свои взгляды. — Его глаза встречаются с моими. — Люди могут меняться, Кинг. Ты тому доказательство.
Каждая клеточка моего тела замирает от его слов. Мой голос приглушен, как будто я на самом деле боюсь озвучить свой вопрос.
— Ты думаешь, она говорит правду? — Мое горло грозит распухнуть, потому что, черт возьми, я уже скучаю по ней, а прошло всего несколько часов.
Он выдерживает мой взгляд.
— Я знаю, что такое страдание и потеря, когда вижу их. И твоя женщина закутана в это так туго, что удивительно, как она вообще может дышать, — испускает долгий вздох Святой. — Но я так же знаю, как легко не замечать вещей. Недостатки тех, кого любишь.
Проводя рукой по лицу, он смотрит на ковровое покрытие, и выражение его лица становится задумчивым.
— Тебе нужно понять, что для тебя важнее. Отомстить за свою семью? Или понять, что пришло время отпустить все и по-настоящему жить своей жизнью.
Он откидывается на спинку сиденья, кладет одну лодыжку на колено и поднимает на меня глаза.
— Ты должен сделать этот звонок. Пришло время сказать ему, что ты, наконец-то, придешь сегодня вечером, чтобы выполнить условия вашего соглашения.
Святой позволяет этому повиснуть между нами на мгновение, прежде чем закатить глаза. Я забываю, насколько хорошо он меня знает, даже после стольких лет. Его слова вырываются с долгим, прерывистым вздохом.
— Да, да, да. Я знаю, Кинг. И позволю тебе разобраться со всем, как только мы приземлимся.
Несмотря на то, что его голос действует мне на нервы, я не могу рисковать тем, что кто-то еще пострадает. Слишком много людей, о которых я забочусь, уже пострадали от рук Братвы.
Пришло время положить конец правлению Сергея.
Глава 66
АЛЕКСАНДРА
Я ни разу не была в Южной Африке с того рокового дня, когда папа нашел меня.
Я не в состоянии описать, почему этот особый аромат в воздухе кажется мне знакомым даже по прошествии стольких лет.
Даже окраины Орании выглядят сейчас глазами взрослого человека иначе, чем в детстве.
Воспоминания, хотя все еще туманные и несфокусированные, вырываются на передний план моего сознания, и от них у меня перехватывает дыхание, а горло горит от эмоций.
Он — мой биологический отец — был одним из самых честных полицейских. Хотя я помню, что постоянно желала быть достойной его любви, уже тогда я понимала, что его работа была его страстью.
Странная вещь в воспоминаниях заключается в том, что, когда они происходят из детства, не все сходится рационально. Иногда, прокручивая в уме те болезненные моменты, вы выделяете мелкие детали, которые ранее упускали из виду.
Теперь, когда я смотрю на дорогу, где все это произошло — где моя жизнь начала разваливаться, — мой разум перематывается назад, и я вижу вещи гораздо яснее.
Даже тогда, такая юная и невинная, я могла распознать любовь, которую разделяли мои родители.
Может быть, моя мама и хотела бы, чтобы муж чаще бывал дома, но ее любовь к нему была непреклонной. Каждый вечер она ждала его прихода домой и целовала его на пороге. Они часто расслаблялись за бокалом вина, и папа рассказывал о своем насыщенном дне.
Раньше я часто вылезала из постели и сворачивалась калачиком на лестнице в нашем доме, прислушиваясь к приглушенным голосам моих родителей.
Иногда он жаловался на своего сводного брата — моего дядю — и на то, что тот постоянно отказывается от его наставлений. В другие ночи папа рассказывал о своем рабочем дне.
Тогда я еще не понимала, но за два дня до того, как наша жизнь изменилась, отец говорил о том, что в районе появилась «Орекская братва».
— Твердых доказательств пока нет, но эти сведения заставляют меня задуматься… — сказал он моей маме.
Только спустя годы папа рассказал мне, что Братва занималась отмыванием денег и торговлей мощным оружием. Мой отец считал, что они
