Мы вернулись в М1 десять часов спустя. Теперь главное беспокойство вызвала нога нашего пациента: один из установленных шунтов явно закупорился, и уже несколько часов в ноге не было кровообращения. Неудивительно, что посреди всего этого хаоса медсестры ничего не заметили. Самым же паршивым было то, что в Алеппо больше не осталось донорской крови: к этому времени пациенту перелили почти сорок единиц. Он медленно умирал на наших глазах, и мы не могли ему помочь, прекрасно отдавая себе отчет, что в любой нормальной больнице он наверняка выжил бы. Правильно ли мы поступили, попытавшись его спасти, или же следовало дать ему умереть раньше? Мой циничный коллега посмотрел на меня взглядом, в котором так и читалось: «Я же говорил».
И без того тяжелая миссия стала еще более невыносимой, когда в конце сентября 2014 года американцы нанесли первый авиаудар по ИГИЛ[120] в Сирии. Поговаривали, что в этом приняли участие и другие страны коалиции, включая Великобританию. За завтраком в М1 один из хирургов сказал, что в результате ударов погибли не только боевики ИГИЛ[121], но и мирные жители Сирии. Он посмотрел на меня так, словно это была моя вина, и сказал: «Теперь нас убивает Запад».
От этого разговора мне стало очень не по себе, и я постарался как можно скорее уйти из столовой. Этот врач всегда был мне другом, мы бок о бок оперировали многих пациентов как в этом, так и в прошлом году. Теперь же, казалось, он смотрел на меня совершенно другими глазами: я был представителем «Запада».
Миссия в 2013 году была трудной, но все же успешной и плодотворной. В 2014-м все складывалось совершенно иначе. Опасность, давление, разочарование, отчаянное положение людей в Алеппо – одно накладывалось на другое. Мы шли по лезвию ножа. Все устали и были на взводе. Ссоры между близкими друзьями случались все чаще, и, хотя все мы старались не падать духом, каждый день приходилось очень нелегко.
Аммар сказал, что все, особенно Свободная сирийская армия, были все больше недовольны отсутствием поддержки со стороны Запада. Армия нуждалась в оружии, а народ – в деньгах и еде. Ни того, ни другого ждать не приходилось, однако ИГИЛ[122] и другие экстремистские группировки, якобы выступавшие против режима Асада, казалось, купались в деньгах. У людей появился соблазн вступить в их ряды, чтобы хоть как-то прокормить свои семьи, и численность ССА начала таять – бороться с режимом было попросту некому.
ЧТОБЫ НЕ СОЙТИ С УМА, Я ЦЕЛИКОМ ЗАНИМАЛ СЕБЯ ПАЦИЕНТАМИ, НО ОКОЛО ВОСЬМИДЕСЯТИ ПРОЦЕНТОВ ПОСТУПАВШИХ ПОСЛЕ СБРАСЫВАНИЯ БОЧКОВЫХ БОМБ УМИРАЛИ.
Из соображений безопасности я почти не общался с Элли, хоть и часто думал о ней. Что у нас с ней началось и к чему это могло привести? Было сложно строить какие-либо планы – настолько далекими теперь казались наши отношения. Постепенно я становился таким же несчастным и циничным, как тот хирург, которого встретил по приезде в Алеппо.
В каком-то смысле я был огражден как от внешнего мира, так и от происходящего вокруг меня в Сирии. Между тем мне хотелось разобраться в ситуации с авиаударами, и как-то рано утром, пока все еще спали, я стал читать сайт «Би-би-си Ньюс». Меня беспокоили не только авиаудары, но и тот факт, что неподалеку от места, где я находился, были похищены и обезглавлены уроженцы Запада.
Я прочитал о Джеймсе Фоули, независимом американском журналисте, похищенном на севере Сирии по дороге в Турцию в ноябре 2012 года – примерно в то же время, когда я работал на «Врачей без границ» в Атме. Он был обезглавлен в Ракке в августе 2014 года – судя по всему, в отместку за авиаудары США по Исламскому государству[123] в Ираке. Из-за своего лондонского акцента его убийца был прозван джихадистским Джоном, а позже в нем опознали Мухаммада Эмвази, уроженца Кувейта, перебравшегося в Великобританию вместе с семьей, когда ему было шесть. Эмвази пригрозил, что, если авиаудары не прекратятся, будет убит второй американец. Он остался верен своему слову. Стивен Сотлофф, журналист «Тайм», был похищен ИГИЛ[124] в Алеппо, когда я находился там в 2013 году. Его обезглавили в начале сентября 2014 года в ответ на дальнейшие американские авиаудары по Ираку.
В марте 2013 года прямо у турецкой границы в Атме был похищен британский волонтер Дэвид Хайнс. Его обезглавили в середине сентября 2014 года. После того как видео с его казнью показали в эфире, в кадре появился его палач вместе с другим британским волонтером, Аланом Хеннингом. Он сказал: «Если вы, Дэвид Кэмерон, продолжите атаковать Исламское государство[125], у вас, как и у вашего хозяина Обамы, на руках будет кровь вашего народа». Хеннинг был сорокасемилетним водителем такси из Солфорда, которого похитили на одном из блокпостов по дороге в Алеппо, – он был за рулем машины скорой помощи одной гуманитарной организации. В конце 2013 года он пересек турецко-сирийскую границу и был захвачен в плен всего в получасе езды от нее. Его до сих пор держали в плену – скорее всего, менее чем в часе езды от того места, где был я.
После казни Дэвида Хайнса я стал сильно нервничать и каждое утро, словно одержимый, старался выйти в интернет, чтобы узнать свежие новости об Алане Хеннинге.
Я сидел на матрасе в маленькой комнатке, убавив яркость экрана ноутбука, чтобы никому не мешать, и внимательно следил за разворачивающимися событиями.
Не думаю, что я в полной мере осознавал, насколько опасно было находиться уроженцу Запада в самом сердце Сирии, – наверное, на тот момент я был единственным свободным иностранцем во всей стране. Среди своих коллег я чувствовал себя достаточно безопасно и знал, что Аммар и Абу Мухаммадейн позаботятся о том, чтобы со мной ничего не случилось. Я держал это при себе, тем не менее медленно, но верно погружался в омут. Практически все время я ощущал боль в центре груди, игнорировать которую удавалось, лишь погрузившись в операцию. Помимо риска быть похищенным и обезглавленным, я не переставал думать о прошлогодних столкновениях с ИГИЛ[126] – о том, как боевики ворвались в операционную, и бедняге, которого вытащили из палаты и казнили прямо на улице.
