Когда мы приехали, снаружи больницы М1 стояло несколько машин скорой помощи. Внутри нас ждала удручающая картина. Около сорока людей получили ранения в результате взрыва ракет или бочковых бомб. Вдоль одной стены приемного покоя лежало человек пятнадцать, явно мертвых. Некоторые тела были в ужасном состоянии, с оторванными конечностями. Сортировкой остальных пациентов занимались молодые медсестры, в то время как родственники раненых ставили капельницы.
Хирурги уже начали оперировать, и мы с Аммаром пошли им помогать. У многих пациентов были открытые раны на месте оторванных конечностей, требовавшие срочной хирургической помощи, – нужно было остановить кровотечение и как можно быстрее отрезать больше поврежденной кожи и мышц, после чего обложить раны марлей. Другие пациенты с ранениями живота нуждались в базовом контроле повреждений – требовалось быстро перевязать кишечник, набить тампонами брюшную полость и зашить кожу.
Часа в три пополудни неподалеку раздался оглушительный взрыв. Двадцать минут спустя поступила новая партия раненых. Я решил снять происходящее на телефон и, включив камеру, встал у входа в приемный покой. Увиденное я не забуду до конца своих дней.
Поступила семья – мать с семью детьми. Мать умерла, ее перенесли к телам у стены. Первым ребенком была совсем маленькая девочка, потерявшая обе ноги. Ее брату на соседней каталке было лет семь – у него была обширная травма таза, а из большой дыры чуть выше тазовой кости выглядывал тонкий кишечник. У другого мальчика, примерно того же возраста, по голове и лицу струилась кровь, но он не был серьезно ранен, хоть и получил тяжелейшую психологическую травму – он не переставая кричал и плакал.
То, что произошло потом, было настолько ужасно, что мне до сих пор снятся кошмары, и я с большим трудом рассказываю это здесь. На каталке лицом вниз лежал мальчик лет пяти. У него были полностью оторваны обе ягодицы и тыльная сторона бедер, а из ран торчали обрывки, напоминающие кружевную ткань, а также куски арматуры вперемешку с бетонной крошкой.
Медсестры перевернули его на спину. Он был все еще жив, но не издавал ни звука – лишь безмолвно оглядывал комнату. На его лице и волосах лежали клочья серо-белой ткани, которую я не мог опознать. Одна из медсестер откинула с его лица волосы и стала ласково гладить их рукой. Больше мы ничего для него сделать не могли – у нас закончился морфий.
НЕСКОЛЬКО МИНУТ СПУСТЯ ПРИНЕСЛИ ЕЩЕ ОДНОГО РЕБЕНКА – ЕГО СЕСТРУ, КОТОРОЙ ОТОРВАЛО ПОЛГОЛОВЫ, А ЧАСТЬ ЕЕ МОЗГА БЫЛА РАЗМАЗАНА ПО ЛИЦУ БРАТА. ДОЛЖНО БЫТЬ, ОНИ ВМЕСТЕ ИГРАЛИ, КОГДА БОЧКОВАЯ БОМБА ВЗОРВАЛА ИХ ДОМА И РАЗРУШИЛА ЖИЗНИ.
Я повидал всяких ужасов и частенько думал, что привык к человеческим страданиям, но то, что происходило здесь, было за гранью. Мне стало не по себе физически и эмоционально. Я был совершенно потрясен тем, что сотворили с этими невинными детьми.
Мы повернули девочку на бок, чтобы было видно ее лицо. Подобно брату, она была красавицей с белыми кудрями. Ее брат умер через двадцать минут, и остаток дня мы провели оперируя ее выживших братьев и сестер.
Мы закончили около десяти вечера, измотанные и потрясенные пережитым в течение дня.
Мой неспокойный сон нарушил вой сирен. В приемный покой доставили пациента с одиночным осколочным ранением. Осколок разорвал бедренную артерию в левом паху, и мужчина так истекал кровью, что у него остановилось сердце. Один врач сдавливал пах, пытаясь остановить кровотечение, в то время как другой выполнял непрямой массаж сердца. Анестезиолог уже вставил ему дыхательную трубку и начал проводить искусственную вентиляцию легких.
Обычно в организме человека содержится около пяти литров крови. Если перерезать одну из периферических артерий, пациент потеряет немалую ее часть. Поскольку сердечный выброс левого желудочка составляет порядка пяти литров в минуту, значительное повреждение артерии может привести к потере всего объема крови за очень короткий промежуток времени. Мозгу необходим кислород, который он получает через кровь, а при его недостатке быстро наступает кома. В подобной ситуации крови в организме остается мало, и от массажа сердца почти нет толку. Необходимо быстро решать, пытаться ли спасти пациента или же дать ему умереть.
Мешкать нельзя: если мозг не будет получать кислород дольше трех-четырех минут, произойдут необратимые повреждения, а нехватка крови в коронарных артериях приведет к гибели отдельных участков сердечной мышцы – случится обширный инфаркт миокарда.
Чтобы спасти пациента, необходимо провести процедуру реанимационной торакотомии. С левой стороны груди, ниже соска, от грудины между ребрами выполняется длинный разрез. После рассечения межреберных мышц ребра раздвигаются в стороны с помощью ретрактора, обнажая легкие и сердце. Вскрыв перикард, плотную оболочку сердца, можно взять сердце обеими руками и провести прямой массаж сердца. Так можно почувствовать, насколько оно наполняется кровью. Если сердце на ощупь пустое, следующее действие – поставить зажим на дистальную грудную часть аорты, расположенную ниже сердца, отрезав от кровообращения все, кроме самого сердца, головы и рук. Если начать переливать кровь через установленный в шее центральный катетер, можно обеспечить сердце и мозг достаточным количеством насыщенной кислородом крови.
Эта процедура имеет смысл лишь в том случае, если непрямой массаж сердца проводился всего несколько минут. Шансы на выживание тают с каждой секундой – как правило, учат, что непрямой массаж сердца и вентиляция легких должны проводиться не дольше пятнадцати минут, но на практике это время зачастую намного меньше.
Когда поступил наш пациент, непрямой массаж сердца ему проводили всего две-три минуты. Необходимо было немедленно решать, оперировать ли его. Если ничего не сделать, его ждала неминуемая смерть, в то время как операция дала бы очень маленький шанс выжить, но наверняка потребовалось бы много донорской крови, а ее в банке оставалось совсем мало.
Чтобы стабилизировать человека с проникающим ранением артерии, которое привело к проведению непрямого массажа сердца, в среднем требуется около двадцати пяти единиц крови – причем нужной группы. У нас было всего десять единиц, не говоря уже о крови подходящей для этого пациента группы. Один из присутствующих, тот самый циничный сирийский хирург, ясно дал понять, что считает операцию бессмысленной и мы должны дать пациенту умереть. К этому времени мы уже вдоволь насмотрелись на человеческие страдания и смерти, и перед нами был пострадавший от взрыва бочковой бомбы, который мог выжить. Его жену с ребенком после бомбежки тоже доставили в больницу с незначительными травмами. Мы приняли решение отвезти его в операционную и сделать все возможное для его спасения.
Кого-то отправили по другим больницам попытаться раздобыть донорской крови, мы же закатили пациента в операционную и начали проводить торакотомию. Операция прошла успешно, и уже спустя полчаса его сердце ритмично билось, наблюдался отчетливый зрачковый рефлекс – это говорило о том, что мозг получает достаточно кислорода. Был шанс, что мы успели вовремя и нас в кои-то веки ждал успех. Мы переместили его в палату интенсивной терапии, но нас сразу же вызвали на помощь раненым в другую больницу.
