артефактов, – дрожала от холода Алиса, – убийца должен пройти через «обряд очищения» перед новой жизнью: наложить на тело «смесь пяти бальзамов» и смыть его душем из крови шестой жертвы. Но с условием – до последнего вздоха она должна оставаться в сознании. Выкладывать ее труп в форме печати Баала убийце не нужно: вот почему шестую жертву Потрошителя даже не нашли. Он вполне мог ее спрятать, сбросить в Темзу или просто зарыть в лесу. Значения она не имеет.
– Впечатляет, – задумался Каледин, акробатически балансируя на табуретке. – Получается, у нас остался шанс его остановить. Если, конечно, успеем.
– Не его, а ее, – поправила Алиса. – Здесь все сходится, Федя. И ДНК, и подозрения лондонского следователя, и особенности ритуала поклонения богине Танит. Других вариантов не существует. Убийца – женщина.
– Алиса, – прошептал Каледин, оглядываясь на кухонную дверь. – Скажи, ты точно во все это веришь? Откровенно говоря, я едва не рехнулся, когда обнаружил, как связан Потрошитель с ритуалом Баал-Хаммона. И теперь, получая все больше подтверждений этому, думаю – не брежу ли я?
– Нет, – твердо возразила Алиса. – Все происходит наяву. Ты сам мне говорил… много ли мы знаем о древней истории? Все наши знания – из отрывочных свидетельств летописцев, выбитых на полустертых обломках каменных плит, записанных на полусгнивших папирусах… Отчего мы так убеждены, что в Карфагене все так и было, как сейчас нам рассказывают маститые профессора? Я искала в архиве ответы на миллион вопросов, но не нашла. Почему после сожжения на алтаре Баала младенцев во время засухи всегда шел дождь? Почему бесплодная женщина всегда беременела, если сжигала обе руки на алтаре Танит? Почему на сеансах массовой медитации, пусть даже и подкрепленной дымом от семян белены, тысячи карфагенян всегда видели Баала – рогатое существо в огне? Я НЕ ЗНАЮ, как это получалось. Но карфагенскому ритуалу вечной молодости, выбитому на табличках «пожирателей душ», больше, чем пять тысяч лет. А Джек Потрошитель выполняет именно его, в этом нет никаких сомнений.
– Кто… она? – подавив в себе желание возразить, спросил Каледин. – И заодно уж повторю первый вопрос: зачем ты прилетела в Словакию?
– Из-за нее, – призналась Алиса. – В том ящике, что мне принесли, содержалось огромное количество материалов об этой женщине, знаменитой своей жестокостью на весь мир. Тебе что-нибудь говорит имя Елизавета Батори?
– Да, – ответил Каледин. – Хрестоматийный образ. Венгерская графиня, убившая самое меньшее шестьсот пятьдесят крестьянских женщин и девушек. Она живьем запирала их в «железной деве»: полой металлической статуе, сплошь заполненной шипами, чтобы из тела жертвы вытекала вся кровь до капли. Батори купалась в этой крови, пытаясь омолодить стареющую кожу.
– Зачет, мальчик, – стучала зубами Алиса, заворачиваясь в воротник, – ты помнишь – оригиналы финикийских табличек пропали из архива Будапешта во время неразберихи, вызванной турецкой осадой города. Если верить архивному досье по Елизавете, ее муж – граф Ференц Батори, был страстным поклонником античного искусства. Он объехал всю Европу, скупая вещи, которые имели отношение к древним государствам Средиземноморья. На него работали все ведущие специалисты «черного рынка», доставая афинские амфоры, ассирийские копья, фиванский папирус. Денег он не жалел. Коллекция Ференца считалась самой большой в Священной Римской империи – граф превосходно знал древнегреческий и латынь, пытался (правда, неудачно) расшифровать египетские иероглифы. Я прилетела на зафрахтованном вертолете к дому Елизаветы, где она убивала девушек. Это Чахтицкий замок, свадебный подарок ее супруга. Возможно, мне удастся здесь выяснить о ней то, чего мы еще не знаем. И это поможет ее поймать.
– Хорошо, – лаконично отозвался Каледин, что-то прикидывая в уме. – Я сейчас поеду домой, взгляну на ее изображение в Интернете – сделаю фоторобот. Насколько я помню, сохранился средневековый портрет Елизаветы Батори. А ты вообще уверена, что тебя сейчас пустят в замок? На дворе ведь ночь.
– Это же Восточная Европа, – рассмеялась Алиса. – Сторож все равно будет на посту. Сто евро – мне замок в бумажку завернут и отнесут в гостиницу.
– Договорились, – подытожил Каледин. – Я забираю на время мобильник у парня из оперативной бригады. Нароешь нужную фактуру – звони по его номеру и вылетай в Москву первым же рейсом. Пока мы не возьмем эту сволочь вместе со всеми уликами, нам никто не поверит. Кстати, я вот думаю… Баал, Танит, луна… в крови купается… в табличках ничего не сказано… может, чтобы такую тварь убить, серебряные ножи нужны или заговоренные булавки? Мне не пойти обтесать во дворе осиновый кол?
– Нет, – после краткого раздумья ответила Алиса. – Серебряные пули тоже отливать не надо. Эта женщина точно такой же человек, как ты и я. Ну, разве что сжигает сердца и мозг жертв на алтаре Баала, принимает душ из крови и обретает молодость, в остальном же все нормуль. Осиновый кол не понадобится, летать она явно не умеет и в мышей превращаться тоже.
– Уфф, слава те, Господи, – выдохнул Каледин. – А то прямо не знаю, что делать в первую очередь – кол строгать или в церковь бежать с канистрой, набирать святую воду. Хотя, конечно, жаль – это бы существенно упростило нам жизнь. Пришли б с пожарным шлангом – и все, шиндец барышне. Московские силы зла угнетают меня своей банальностью.
– Напрасно, – осадила его Алиса. – Девушка, считай, профессиональный спецназовец. Учти, она убивает четыреста лет подряд, и ее ни разу не поймали. Сам же говорил – дама легко нейтрализовала двух охранников Смелковой, вряд ли это была пара дистрофиков. С ней придется повозиться. Если, конечно, мы ее сможем найти, пока ты не отбыл вялить моржей.
– Да понял уже, – сник Каледин. – Гой еси, короче, поехал я фоторобот составлять, буду на телефоне. Бери потом билет сразу первого класса.
– Ясное дело, – без тени сомнения согласилась Алиса. – Деньги же казенные. Я хоть и немка, но что такое «халява», с детства знаю очень хорошо.
Сунув телефон обратно в сумочку, она задрожала: замерзла ужасно, уши просто отваливаются. Еще бы, полчаса стояния на безжалостном февральском ветру. Растерев щеки и мочки ушей и ощутив, как заиграла кровь, Алиса подошла к позеленевшим от старости воротам замка. Слева от изображения дракона с колючим изогнутым хвостом виднелся электрический звонок, выглядевший инородным телом на замшелых камнях. Сняв перчатку и высвободив из сжатого кулака один палец, Алиса ловко ткнула им в кнопку. Звонить пришлось долго – минут пять, пока не послышалось тяжелое звяканье отодвигаемых засовов. На пороге появился вовсе не заспанный дед с ржавой берданкой (к чему она морально готовилась), а пожилая женщина в форменной тужурке – впрочем, также заспанная и на этом основании выглядевшая
