Функции директора турниров от Ассоциации выполнял Любомир Кавалек. Подхожу к нему и говорю:
– Любош, я – не Любоевич и своего отдавать не собираюсь.
– А что случилось?
– Та же история, что и в Барселоне. Турнир выиграл я, а Каспаров вознамерился выходить на сцену победителем. С какой стати?!
– Ну и дела. Подожди, попробую уладить.
Уладить что-то с Гарри всегда было очень трудно. Услышав, что я не желаю уступать ему место заключительного чествования, он заявил, что вовсе не станет принимать участие в церемонии. По мне – это личный выбор каждого. Не хочешь – не участвуй и не ставь людям странные ультиматумы. Но организаторы на конфликт с Каспаровым пойти не решились и после длительных переговоров с ним вернулись ко мне с предложением выйти на сцену вдвоем с Гарри.
Усугублять скандал я не хотел и согласился, но про себя в очередной раз не мог не удивиться этому постоянному желанию Каспарова доказывать всему миру свою исключительность. Уверен, что за этим стоит непонятно откуда взявшийся комплекс неполноценности. Не могу представить, почему у сильнейшего шахматиста, у выдающегося спортсмена, у талантливейшего игрока была настолько сильная неуверенность в себе, что он все время испытывал острую необходимость демонстрировать всем и каждому, и видимо в первую очередь себе, свое превосходство над другими. Ведь никто не сомневался в его бесспорной шахматной силе. Кстати сказать, первый Кубок шести турниров Ассоциации в восемьдесят седьмом – восемьдесят восьмом годах выиграл именно он. Когда по итогам Кубка ты лидируешь в списке из двадцати шести лучших шахматистов планеты, когда носишь звание чемпиона мира, неужели у тебя все еще остается потребность кому-то что-то доказывать? Я тогда этого не понимал, не понимаю и сейчас.
Ассоциация гроссмейстеров просуществовала примерно пять лет, а потом, к сожалению, распалась. Печально, когда разваливается стоящее дело, объединяющее многих достойных людей и прекрасных шахматистов, но, увы, другого финала быть не могло. Ассоциации не стало по двум причинам. Первой были нарастающие внутренние конфликты. Первым звоночком послужила интересная находка Кавалека и жены Бессела Кока, которая была юристом, в одном из контрактов. Они обнаружили в каком-то пункте завуалированный и тщательно спрятанный смысл, согласно которому менеджер турниров – Пейдж – имеет свой финансовый интерес. Открытие было очень неприятным, так как Пейдж был принят в команду с подачи Каспарова.
На общем собрании руководства Ассоциации Кавалек предъявил Гарри претензии, но Каспаров в свойственной ему типичной эмоциональной манере категорически отрицал возможность хоть какого-то финансового интереса со стороны Пейджа. И он сам, и все присутствующие прекрасно понимали, что там, где деньги получает менеджер гроссмейстера, их получает и сам гроссмейстер. И чем больше доказательств демонстрировал Любош, тем больше кипятился Гарри. Каспаров перед этой встречей не знал, что их с Пейджем афера раскрыта, поэтому переговорить с менеджером не успел. Надо было видеть лицо Каспарова, когда в дверях зала заседаний он увидел невозмутимого Пейджа, прибывшего по приглашению Кавалека.
– Господин Пейдж, – спрашивает Любош, – как вы объясните присутствие в контракте этих пунктов, – протягивает менеджеру договор и ждет реакции.
– А что я должен объяснять? – Пейдж искренне удивлен. – Тут все предельно ясно.
– Здесь, пусть и не прямым текстом, указано, что вы получите гонорар.
– Конечно! – Менеджер и не пытается ничего скрывать, не замечая перекошенное лицо Каспарова. – А вы считаете, я должен пахать бесплатно?!
Мы не стали усугублять конфликт. Гарри, как обычно, сделал вид, что не имеет никакого отношения к произошедшему. Мы сделали вид, что ему поверили, но осадочек, как говорят, остался. Поэтому, когда подошло время перевыборов председателя, большинство гроссмейстеров уже не хотели видеть Каспарова на этом месте. Новым руководителем собирались избрать Тиммана. Накануне голосования Ян посчитал нужным сообщить Гарри о том, что его метят на должность председателя. Каспаров пришел в неописуемую ярость, мгновенно взвился и начал кричать, что он – чемпион мира и никто не имеет права выгонять его из директората.
– Никто тебя из директората не выгоняет, – отвечает Тимман. – В Уставе написано, что чемпион мира должен быть обязательным членом правления Ассоциации, но там не указано, что другие не могут председательствовать.
– Ерунда какая-то! Не может этого быть! И, вообще, с чего ты взял, что за тебя будут голосовать?
– Насколько я знаю, тебя поддержит только Длуги, остальные со мной.
– Я этого так не оставлю!
Разгневанный Каспаров набросился на Бессела Кока, обвинил нас всех в грязных инсинуациях и заговоре против него и пригрозил, что в случае смещения покинет организацию и начнет бойкотировать турниры. Ультиматум Гарри напугал слабонервных европейцев. Они не решились идти на открытое противостояние и изменили свою позицию. Каспаров остался председателем Ассоциации, а я в знак протеста ее покинул. Со мной ушли Портиш, Сейраван и, кажется, Кавалек. Организация резко ослабла. Каспаров продолжал расшатывать ее изнутри, постоянно навязывая свои правила. А окончательно добил Ассоциацию уход Бессела Кока из компании «SWIFT».
Под управлением бельгийца сотрудники компании имели шикарный социальный пакет. В их полном распоряжении был собственный медицинский центр, в котором все расходы, включая услуги стоматолога, оплачивал работодатель. Кроме того, в организации был собственный спортивный комплекс. Пришедший на место Кока американец решил, что такие траты неуместны, продал и поликлинику, и спортивный центр коммерческим организациям – и этим, конечно, значительно ухудшил материальное положение работников компании. Да, зарплаты немного повысили, но эти суммы не могли перекрыть медицинские расходы. Знаю, что после этих нововведений вслед за Коком из организации ушли еще несколько высококлассных профессионалов.
Смена работы не принесла никаких положительных изменений и в жизнь самого Бессела. На новом месте что-то не сложилось. Он перешел на очень высокую должность в государственной корпорации и получил в подчинение шесть с половиной тысяч человек. Ноша оказалась непосильной, ему пришлось уйти, а в родной «SWIFT» его уже никто не ждал. Да и возвращаться было некуда: климат в компании поменялся, добрые времена закончились.
Новый американский менеджер прекратил финансирование и шахматных турниров. Возможно, если бы внутри Ассоциации к тому времени не было своих конфликтов, гроссмейстеры стали бы тратить силы и время на поиски нового спонсора. В конце концов, Бельгия была местом проведения только одного ежегодного турнира, и при желании можно было бы найти замену. Но к моменту потери мецената шахматисты уже не хотели никого и ничего искать.
Нью-Йорк – Лион: удача, вернись!
Между тем примерно в это время закончился очередной чемпионский цикл, наступил девяностый год, я снова стал претендентом на корону и ждал встречи с Каспаровым. Половину матча (двенадцать партий) мы играли в Нью-Йорке, а вторую – в Лионе. Борьба за право проведения этого турнира между странами разгорелась нешуточная. Призовой фонд составлял три миллиона долларов. ФИДЕ в конце концов решила удовлетворить интересы обеих страждущих сторон и разделила матч между США и Францией. К началу встречи в Нью-Йорке на английском языке вышла моя книга «Сестра моя Каисса». Выпустил ее владелец издательства «Liberty» [27] – выходец из Советского Союза, литовский еврей Илья Левин. Он был дружен с Бжезинским, и благодаря этой дружбе я имел удовольствие общаться со Збигневом еще несколько раз. А как только вышла его известная книга «Политика на шахматной доске», Илья подписал ее для меня у автора.
