живет в Ионвиле, а Леон – в Руане, их разделяет расстояние, спрашивается, как им быть в минуты тоски друг о друге? Не переживайте, господин Бовари непременно предоставит им шанс. Чтобы уладить дела с доверенностью, он предлагает жене поехать в Руан и обратиться к Леону. Когда с этим было покончено, у мадам Бовари, казалось бы, не осталось причин для поездок в Руан, но муж снова дает ей такой шанс. Он соглашается, чтобы его жена ездила в Руан брать уроки по фортепиано, и благодаря этому ее тайные свидания с Леоном продолжаются. Ну, скажите, где еще вы могли встретить такого глупца?» Все снова развеселились, начисто забыв о наставлениях преподавателей. Чем больше мы смеялись, тем ярче становились его лекции, создавалось ощущение, что наш смех выполнял функцию лайков или донатов в соцсетях. «Чтобы позволить своим героиням завести роман на стороне, – говорил он, – писатели нарочно изображают их мужей глуповатыми. Ведь если они таковыми не будут, то вся история зайдет в тупик, и никаких героев создать не получится. Таков, собственно, и господин Бовари, и муж Анны Карениной – Каренин, то же самое можно сказать и о муже госпожи де Реналь – господине де Ренале из романа „Красное и черное“». После этого снова раздавались смех и аплодисменты…
Погрузившись в сладостные воспоминания, Бу Чжилань светилась от счастья.
– У этого профессора была фамилия Му? – вдруг прервала ее Жань Дундун.
– Откуда вы знаете? – Бу Чжилань от удивления вздрогнула и подалась назад.
– Его звали Му Дафу?
– Фамилия у него действительно Му, но звали его не Му Дафу.
– Он из Сицзянского университета?
– Нет, нет.
– Ты лжешь, это точно Му Дафу, у него даже есть статья, которая так и называется «О создании образов мужей неверных жен», и в ней один в один повторяется все то, о чем ты только что говорила. – Жань Дундун вдруг хлопнула по столу. – Господи, как же тебя угораздило с ним связаться?
Бу Чжилань испуганно смотрела на Жань Дундун, не понимая, почему та вдруг повысила голос да еще и хлопнула по столу. Тут в комнату зашел Шао Тяньвэй, Жань Дундун поняла, что утратила над собой контроль, и тотчас поникла.
– Может, этот профессор просто читал статью, написанную Му Дафу? – обратился к Бу Чжилань Шао Тяньвэй.
– Этого я не знаю, – ответила Бу Чжилань.
– У профессоров в наше время взгляды напоминают разные сорта яблок, по вкусу отличаются, но питательные вещества все равно те же самые.
Глава 8
Доверие
62
На основной допрос Жань Дундун привезла Лю Цина в город. Бу Чжилань неизменно ждала его под дверями участка с букетом роз. Ее подбородок тонул в лепестках, розы дарили ей свой аромат и оттеняли ее личико приятным розовым цветом, привлекая внимание прохожих. Перед возвращением в город Жань Дундун объяснила, что им нужен только Лю Цин, но Бу Чжилань заявила, что будет следовать за Лю Цином повсюду. Иначе говоря, своим поведением оказывала беспрекословную ему поддержку и вместе с тем как бы говорила Жань Дундун, что, арестовав Лю Цина, они совершили ошибку. «Так доверять можно лишь тому, кого очень сильно любишь», – подумала Жань Дундун.
Пять дней спустя Лю Цина освободили, работа по расследованию преступления снова прервалась. В течение двух дней следственная группа пыталась установить новые обстоятельства дела, но никаких зацепок не нашла, что породило тревогу. Больше всех переживала Жань Дундун, она всерьез полагала, что Лю Цин станет последним подозреваемым и преступление наконец-то будет раскрыто.
Но, как оказалось, у Лю Цина не было времени, чтобы совершить убийство или нанять для этого кого-то другого. В ходе проверки было установлено, на что именно он потратил наличные, полученные из рук У Вэньчао: восемьдесят тысяч он вложил в сельхозбазу, десять тысяч ушли на погашение долгов двоюродной сестре и друзьям, еще десять тысяч он вернул Ся Бинцин. Как он объяснил, это был залог за оформление иммиграционных процедур. Подтверждения о возврате этих денег не имелось, и все-таки Лю Цин их возвратил, поскольку в договоре они четко значились как «гарантийный взнос», а не просто как «аванс». Жань Дундун прочитала договор и убедилась, что Лю Цин говорит правду. Более того, в тот день, когда, со слов Лю Цина, деньги были переданы Ся Бинцин, та действительно заходила к нему.
Поэтому за неимением в показаниях Лю Цина уязвимых мест, а также ввиду невозможности допроса убитой, все умозаключения Жань Дундун пошли прахом. Она заперлась в кабинете, словно дав себе слово, что не выйдет, пока не раскроет дела. Коллеги все это время думали, что она дома, а Му Дафу считал, что она на работе, таким образом, никто и знать не знал, что она сама себя посадила под арест.
К вечеру третьего дня Му Дафу не выдержал и позвонил Шао Тяньвэю, который оставался на вечернюю смену, чтобы выпытать, где все-таки находится Жань Дундун. Шао Тяньвэй похлопал по двери ее кабинета, но ему никто не ответил. Стоявшая рядом Лин Фан позвала Жань Дундун по имени – с тем же результатом. Тогда замначальника Ван вышиб дверь кабинета ногой. Скорчившаяся в углу дивана Жань Дундун взирала на всех, словно на чужаков, в ее застывшем взгляде читалось беспокойство и даже какой-то страх, она напоминала жалкого, загнанного в угол зверька.
– С этой самой минуты, – произнес замначальника Ван, – приказываю тебе отправляться домой, а при необходимости пройти лечение в больнице. Дело я временно беру под свою ответственность.
– Все это время мне казалось, что я уже вижу преступника, но всякий раз он от меня ускользал, – произнесла Жань Дундун, – всякий раз, когда до него оставалось дотянуться рукой, я снова напарывалась на стену.
– Восстанавливай силы и возвращайся, – произнес замначальника Ван.
– Так не пойдет, – воспротивилась Жань Дундун, – я не могу бросить все на полпути.
– Кто тут главный, я или ты?
– Конечно, вы, – послушно ответила Жань Дундун.
Му Дафу забрал Жань Дундун домой. Она приняла горячий душ и, едва коснувшись головой подушки, уснула. Каждый час Му Дафу осторожно приоткрывал дверь спальни и заглядывал внутрь, чтобы проверить жену. Услышав ровное дыхание и убедившись, что она спит глубоким сладким сном, Му Дафу успокаивался и прикрывал дверь уже более уверенно. Утром он приготовил для нее яичную похлебку, рисовую кашу, молоко и фрукты, но к завтраку она так и не поднялась, продолжая спать, словно бревно. В обед он приготовил куриный суп с женьшенем и жареный стейк с овощами, но она по-прежнему спала мертвым сном, словно ожидая, пока кто-то придумает элексир бессмертия.
К шести вечера, проспав уже двадцать часов кряду, она наконец-то открыла глаза. Сев на кровати, некоторое время она приходила в себя, соображая, где она и который сейчас час, после чего направилась в ванную, чтобы привести себя в порядок и восстановить в памяти случившееся. Полчаса спустя она пришла на кухню и, взглянув на только что приготовленный Му Дафу ужин, решила поесть. Пока она ела, на ее бледном лице проступил свежий румянец, да и вся она словно ожила. Все это время она молчала, но, судя по выражению ее лица, Му Дафу понял, что она о чем-то думает, скорее всего, это касалось раскрытия преступления. Он не произносил ни звука, поддерживая ее молчание и стараясь своим деликатными поведением помочь ей пережить неудачу. Наверняка она винила себя в том, что убийца так и не схвачен, но единственное, что мог сделать в такой момент Му Дафу, – это просто быть рядом. После ужина он заварил ее любимый черный чай, но не тот, что подарила Бай Чжэнь. Уловив знакомый аромат, она подошла к чайному столику и села
