делать в суде. Или в тюрьме, если уж на то пошло. Ради бога, у меня IQ более двухсот.
Доктор Темплман: Понимаете ли вы, что если вас признают дееспособным, тот факт, что вы совершили убийство, переживая психотический эпизод, не уменьшит ваш срок?
Майкл Рис: Что? Нет, это неправда. Я не понимал, что делаю. О чем ты говоришь?
Доктор Темплман: Проблема в намерении. У вас есть документально подтвержденная история отказа от приема антипсихотических препаратов, причем уже после того, как вам сообщили, что это может привести к вспышкам насилия. Прокурор представит доказательства того, что вы были хорошо осведомлены о возможности причинения вреда своей жене. Он также представит доказательства того, что у вас был длительный роман с коллегой по университету. Шарон, кажется, ее зовут? Или это Карен? Извините, у меня нет с собой этих заметок. Есть также вопрос о полисе страхования жизни, который вы оформили на свою жену. Знала ли она об этом?
Майкл Рис: Послушай, с меня хватит. Я хочу…
Доктор Темплман: Да? Продолжайте.
Примечание врача: Пациент фиксируется на каком-то месте на стене и перестает реагировать. Похоже, он находится в крайнем беспокойстве.
Доктор Темплман: Мистер Рис, вам нехорошо?
Майкл Рис: О боже. О боже мой!
Доктор Темплман: Мистер Рис?
Примечание врача: Пациент кричит. Пытается выйти из комнаты для допросов. Колотит в дверь с видимой паникой.
Доктор Темплман: Мистер Рис, что случилось? Скажите мне, что происходит.
Майкл Рис: Это она! Это она и он, это они оба! О боже! Выпустите меня отсюда! Выпустите меня из этой гребаной комнаты!
Примечание врача: Пациент, по-видимому, испытывает связанные с психозом зрительные расстройства.
Доктор Темплман: Мистер Рис, мы одни в комнате.
Майкл Рис: Она прямо там, блядь, ты гребаный идиот! Смотри! Смотри!
Доктор Темплман: У вас галлюцинация. Вы и я — единственные люди в этой комнате.
Примечание врача: Пациент забился в угол комнаты и снова кричит.
Доктор Темплман: Мистер Рис, не могли бы вы, пожалуйста, успокоиться? Мне придется позвать кого-нибудь, чтобы вам вкололи успокоительное, если вы не сможете себя контролировать.
Майкл Рис: Перестань это говорить! Перестань это говорить! Перестань произносить это слово!
Доктор Темплман: Какое слово вы слышите, Майкл? С вами кто-то разговаривает? О чем они говорят?
Майкл Рис: БУ!
Примечание врача: После того, как охранники усмирили пациента, ему была сделана внутримышечная инъекция фенобарбитала. Пациент был переведен в психиатрическое отделение для дальнейшего обследования.
Послесловие
Идея этого романа пришла ко мне благодаря одному из моих персонажей. Если вы знакомы с серией «Королевы и монстры», в третьей книге «Savage Hearts» Райли похищена Малеком, русским убийцей. Как это бывает, когда человек оправляется от пулевого ранения и находится в заложниках посреди глухого русского леса, она начинает писать книгу во время своего плена, чтобы скоротать время. Это о женщине, которая не знает, что она мертва. Мне правда понравилась эта идея.
Так что спасибо тебе за это, Райли.
Есть еще несколько источников вдохновения для этого романа, о которых следует упомянуть. В произвольном порядке это фильмы «Приведение», «Полтергейст», «Шестое чувство», «Другие», «Лабиринт Фавна» и особенно «Лестница Иакова», которые я посмотрела, когда мне было двадцать лет, и от которых я так и не оправилась эмоционально. Также упомяну блестящие романы «Время уходить» Джоди Пиколт и «Мы были лжецами» Э. Локхарт, повесть «Поворот винта» Генри Джеймса, пьесу «Гамлет» Шекспира и «Божественную комедию» Данте. И, наконец, древнегреческую легенду об Эвридике и Орфее, которая повлияла как на сюжет, так и на название лодки Кайлы.
Есть еще одно серьезное влияние, гораздо более личное по своей природе: смерть моего отца.
Мой отец три недели находился на лечении в хосписе на дому, прежде чем умер. Я сидела у его постели в доме, в котором выросла, и наблюдала, как он уходит, пока, наконец, он не умер. Я избавлю вас от подробностей, но это было душераздирающе. Я все еще не оправилась от этого, а прошло уже восемь лет.
Но в те недели произошли две важные вещи, о которых я вам расскажу, потому что они навсегда изменили меня.
Во-первых, прежде чем папа дошел до того, что больше не мог говорить, он попросил меня принести ему его записную книжку. Он хранил ее в большом деревянном столе на колесиках в своем кабинете, под плакатами в рамках с изображением Амелии Эрхарт16 и истребителей времен Второй мировой войны. В книге были имена и номера телефонов всех его друзей и дальних родственников. Он подчеркивал имя, если человек умирал, но никогда не вычеркивал его из списка. Поскольку он был слишком слаб, я сама набирала номера из книги и подносила телефон к его уху, пока он звонил всем, кого любил, чтобы попрощаться.
Прослушивание этих разговоров — одно из самых значимых событий в моей жизни.
И одно из самых болезненных.
Знать, что ты умираешь, — это нелегко. Встретить свою неминуемую смерть с мужеством тоже нелегко. Но мой отец не поднимал шума. Он просто умирал так же, как жил. С компетентностью и спокойным достоинством, делая то, что должно было быть сделано, несмотря на то, что он, возможно, чувствовал по поводу всего этого.
Вы бы не назвали его эмоционально открытым парнем.
Он вырос в Бруклине в 1940-х годах. Его отец умер, когда он был ребенком. Его мать, моя бабушка Элла, была такой же милой, как кактус. Он поступил в колледж на инженерную стипендию и, в конце концов, стал инженером аэрокосмической отрасли. Я ни разу не видела, чтобы он плакал, напивался или выходил из себя.
Он был воплощением этики Величайшего поколения17: личная ответственность, самопожертвование, смирение, бережливость, честность.
Я могла бы продолжать, но моя точка зрения такова, что этот человек был более стойким, чем стоики. Его никогда бы не обвинили в капризности.
Вот почему для меня было таким шоком, когда он вдруг заявил, что его навестила мать.
К тому времени моя бабушка была мертва уже тридцать два года.
Потом он рассказал мне об ангелах.
— Они прямо там, — сказал он, указывая на потолок над своей кроватью. Как и все его старые друзья, которые уже ушли из жизни. Все просто терпеливо ждали его там, в прекрасном белом свете.
Я не могу выразить, насколько ошеломляюще было слышать, как он так говорит. Он не принимал морфин. Его не пичкали наркотиками. Да, он был слаб и очень устал, но, бесспорно, в здравом уме.
И он видел ангелов
