все время в мире.
Его большие руки сжимают мое лицо, как будто мужчина боится, что если отпустит меня, я исчезну. Медленный соблазн его поцелуя наносит эмоциональный удар, и слезы набухают под моими веками. Подумать только, этот прекрасный, гениальный мужчина чувствовал себя настолько недостойным любви, что соглашался на встречи, которые были скорее деловыми сделками, чем эмоциональными связями.
Он прерывает поцелуй и прижимается лбом к моему, закрыв глаза и глубоко дыша.
— Ты в порядке?
Я шмыгаю носом, чувствуя, как эмоции берут верх надо мной.
— Я чуть не совершила самую большую ошибку в своей жизни, бросив тебя.
Он отодвигается достаточно, чтобы я увидела пылающую интенсивность в его глазах. Его большие пальцы мягко касаются моих щек.
— Я положу жизнь на то, что бы ты не пожалела о том, что осталась.
— Я знаю, что так и будет.
Без особых усилий он поднимает меня, усаживая на стол, прежде чем встать между моих ног. Его губы касаются моей шеи, и он оттягивает ворот моего свитера в сторону, чтобы поцеловать мою ключицу.
— Начиная с этого момента.
Я помогаю ему снять слои одежды до моего лифчика. Он спустил бретельку с моего плеча и тратит время, уделяя внимание моей коже. Нежный — это не то слово, которое я бы использовала, чтобы описать что-либо об этом человеке. До сих пор. Его прикосновения нежны, а поцелуи подобны крыльям бабочки, когда он поклоняется своими губами.
Моя грудь жаждет такого же внимания, и я выгибаю спину в молчаливой просьбе. Он улыбается, прижимаясь к моей коже, и опускается ниже. Его рот прижимается к моему лифчику и нежному соску, и я задыхаюсь от теплого трения.
— Ты сводишь меня с ума, — говорит он, двигаясь ко второй груди.
Мои руки вцепляются в его волосы, и я удерживаю его там.
— Не останавливайся.
— Никогда.
Со щелчком застежки он снимает барьер моего лифчика. Его глаза пылают, когда взгляд скользит по моей обнаженной груди. Александр обхватывает руками мои груди, большими пальцами кружа по соскам, сводя меня с ума.
Если я свожу его с ума, то он делает, то же самое со мной в десятикратном размере.
Мы целуемся медленно и раздеваемся еще медленнее. Мы общаемся часы за часами с помощью поцелуев и наслаждений, не ограничивая себя ни словами, ни языком. Каждый поцелуй имеет свой собственный голос, а прикосновения свой собственный диалект.
На ложе из шкур мы неторопливо заниматься любовью таким образом, который превосходит все предыдущие разы.
Моя кульминация доводит меня до слез, когда я невесомо падаю ему на грудь, и он обнимает меня, говоря, что никогда не отпустит.
— Я думала, что люди, которые плачут после секса, просто слишком мелодраматичны, — говорю я и вытираю глаза.
Александр прижимается губами к моей макушке.
— Нет. Я тоже это чувствую.
Я сильнее прижимаюсь к его боку и кладу руку на его твердый пресс.
— Мы можем остаться здесь навсегда?
— Если ты этого хочешь, я сделаю так, чтобы это произошло.
Я усмехаюсь решимости в его голосе.
— А что, если я захочу домашнюю гориллу и сотню щенков?
— Я бы сделал так, чтобы это произошло. — В его голосе слышится улыбка.
— А боди из ракушек?
— Ты бы его получила.
Я с трудом сглатываю и сжимаю его крепче.
— А как насчет… ребенка?
Его тело замирает. Или, может быть, это просто его дыхание.
Я делаю глубокий вдох, чтобы подготовиться к его ответу. Я всегда хотела детей. Может быть, еще слишком рано поднимать эту тему, но в духе нашей честности и прозрачности, зачем начинать что-то вместе, если через несколько лет мы будем хотеть разных вещей?
— Я ничего не знаю о том, как быть отцом, — нерешительно говорит он.
— Я ничего не знаю о том, как быть мамой, только то, что я хочу быть ею. Когда-нибудь.
Александр толкается и перекатывается на меня, его тяжелая нога перекинута через мои бедра, а голова подперта рукой. Он убирает волосы с моего лица и наблюдает за выражением моего лица с такой нежностью, что это грозит заставить меня заплакать. Опять!
— Я сделаю все возможное, чтобы дать тебе все, что ты хочешь в нашей совместной жизни. — Он целует меня между нахмуренными бровями. — Включая детей.
— Детей? Больше, чем одного?
Он хмурится, но на этот раз я вижу не раздражение, а скорее решимость.
— Столько, сколько захочешь.
Я обнимаю его, и он позволяет мне опрокинуть его на спину.
— Ты действительно белый рыцарь, — шепчу я ему на ухо.
— Только для тебя.
Мы целуемся так, будто не можем насытиться друг другом, и я задаюсь вопросом, всегда ли так будет. Всегда ли мы будем отчаянно хотеть большего, даже находясь в объятиях друг друга?
Он целует меня в шею. Грубая щетина его бороды в сочетании с мягкими губами — пьянящее сочетание.
— Теперь, когда ты моя, — говорит он мне в горло, — я не могу обещать, что не сойду с ума, если почувствую, что ты ускользаешь. Я буду бороться, чтобы удержать тебя. — Он прижимается поцелуем к моему подбородку, затем отстраняется, чтобы удержать мой взгляд. — Это тебя пугает?
Ответ на его вопрос прост.
— Нет. Я также буду бороться, чтобы удержать тебя. Какие у нас шансы, если мы не поклянемся бороться за наши отношения?
Боль отражается на его лице, и он смотрит мимо меня.
— Я никогда не причиню тебе вреда. Надеюсь, ты мне веришь.
Обхватываю его подбородок и заставляю посмотреть на меня. Уязвимость в его глазах заставляет меня думать о его детстве. О том, что он чувствовал себя одиноким, брошенным, не таким, как все, и наказанным за поведение, которое было для него естественным. Мое сердце разрывается от того, через что он прошел, будучи ребенком.
— Я доверяю тебе свою жизнь. С самого первого дня. Тебе нужно начать доверять себе.
Он утыкается лицом мне в шею, и я провожу руками по его волосам, прижимая его к себе. Мужчина кивает.
— Я постараюсь.
Мы остаемся голыми до конца ночи, отрываясь друг от друга только для того, чтобы поесть, прежде чем снова упасть в объятия друг в друга. Нас согревает огонь и тепло, созданное между нами.
Дикой страсти между нами более чем достаточно.
Того, что у нас есть, хватит на вечность.
ЭПИЛОГ
АЛЕКСАНДР
Мы с Джордан пробыли в хижине еще три дня, пока за нами не прилетели Мерфи и Хейс. Жаль, что у меня нет видеозаписи выражения лица Хейса, когда он увидел,
