— С вами все в порядке, Алиса? — спрашивает Бакши.
Как назло, прямо в этот момент я тщетно пытаюсь подавить зевок.
— Просто не выспалась.
Она смотрит на Маркуса и говорит:
— Ну что ж, посмотрим, чем мы тут вам можем помочь.
Маркус чиркает что-то в блокноте — скорее всего, напоминалку, что мне нужно увеличить дозу снотворного, — но я в этот момент думаю о том, что если у них тут только нету такого транквилизатора, каким зоологи пуляют из ружья в слонов, чтобы их усыпить, то особой разницы не будет.
— Помимо проблем со сном, — интересуется Бакши, — в общем и целом все в порядке?
Киваю и говорю:
— Абсолютно.
Наверное, я все-таки многовато киваю.
Все далеко не в порядке, но что бы я там ни говорила другим пациентам, этой публике я всего этого повторять не хочу. Абсолютно у всех тут время от времени рыльце в пушку, но, несмотря на пару недавних моих косяков — это я про тот звонок Энди и аферу с контрабандой «травы», — они по-прежнему твердят про прогресс, словно у меня он и вправду хоть немного есть. Если не какое-нибудь стихийное бедствие, то через четыре месяца я по-любому выйду отсюда, но явно не хочу сделать или сказать что-то, что потопит мои шансы на снятие принудительной госпитализации раньше этого срока.
— Да, все супер.
Бакши переходит к делу.
— Насколько я понимаю, Маркус уже сообщил вам, что нам нужно обсудить то происшествие с Люси в среду.
Я к этому готова.
— Послушайте, я знаю: то, что я сделала, совершенно неприемлемо, и я уже извинилась перед Люси, а она была безмерно рада по этому поводу. Это был просто срыв, вот и все. Я просто слегка оступилась. — Улыбка, пожатие плеч — типа, «и говорить не о чем». — Мы с Лю снова подруги, так что не переживайте на этот счет.
— Ну, на этот счет, пожалуй, нет, но, насколько я понимаю, вы на самом-то деле вообще не помнили, чтобы это делали. — Она слегка хмыкает, а в конце фразы ощущается вопросительный знак. — Вот что является главной причиной нашей озабоченности.
Понемногу начинают звучать тревожные звоночки. Я уверена, что Люси не трепалась об этом направо и налево, но, видать, где-то все-таки проговорилась.
— Ну, то, что я сделала, запомнилось несколько… смутно, вот и все. Типа как малость в тумане, понимаете? Это не то, чтобы я совершенно не помнила, как…
— Ладно. Хорошо. Так что вы помните, как вчера напустились на Джорджа со словесными нападками, в столовой?
Моргаю и несколько секунд прикидываю, как выкрутиться. Можно сказать: «Да ясень пень, помню, это же было всего лишь вчера!», но стоит им начать расспрашивать меня о том, что именно произошло — что бы там, блин, ни происходило на самом деле, — то меня тут же раскроют. Все, на что я сейчас способна, — это посмотреть на Джорджа.
— Когда ты сидела с Бобом и Клэр, — напоминает он.
Точно, врубилась. Когда Боб говорил, как он скучает по Дебби, а Клэр разрыдалась. Да, я отлично это помню, но не думаю, что сейчас они об этом.
Джордж все смотрит на меня, и я вижу, что он на моей стороне — хочет, чтобы я вспомнила. В конце концов он подсказывает:
— Когда я подошел к вашему столику, ты прибегла к словесным оскорблениям, Алиса. Очень серьезным оскорблениям. — Он явно не рад, что вынужден обо всем этом рассказывать, это ясно. — А еще ты пнула стул.
Бакши терпеливо ждет.
Что, блин, мне на это сказать? Желудок закручивается в тугой клубок, голова визгом взывает о помощи, и у меня есть только… да ничего у меня нет. Могу лишь искренне извиниться перед Джорджем, что я и делаю.
Он кивает и откидывается в кресле.
— Ничего страшного, детка.
— Вы вообще много чего забываете, Алиса? — спрашивает Бакши.
Теперь я уже окончательно охвачена паникой, верчусь на стуле, будто у меня блохи, и вижу, как любая перспектива досрочного освобождения катится в тартарары. Бог знает, откуда вдруг возникает мысль, что лучше сейчас вести себя с ними честно — поскольку сидя там, где я сижу сейчас, я почти никогда не говорю правду.
— Это было всего два раза, — выдавливаю я. — Насколько мне известно, по крайней мере. В смысле, могли быть и другие случаи… с обрывками разговоров и так далее. Это вроде как… нечто противоположное озарению, понимаете? Типа как то, что происходит, когда внезапно гасят свет. Просто… провал.
Интересно, уж не собираются ли они перевести меня в какое-нибудь другое место, в одно из отделений ниже этажом? Если они хотят расширить раздел три и оставить меня на принудиловке больше чем на шесть месяцев, то я даже не знаю, что это за раздел. Но тут я замечаю, что вид у Бакши на самом-то деле жутко довольный.
— Это вполне понятно, Алиса, — говорит она. — Такого рода провалы в памяти — давно доказанный симптом ПТСР. Это просто такой способ мозга защитить себя. Когда он… испытывает перегрузку, то ненадолго отключается.
— Я читала про это, — киваю я.
— Ну что ж, хорошо. Короче говоря… посттравматическое расстройство, которым вы страдаете после событий, случившихся восемнадцать месяцев назад, до сих пор характеризовалось несколько иным набором симптомов, но подобное отклонение является совершенно нормальным. У всех это заболевание всякий раз протекает по-разному. То, что случилось с детективом-констеблем Джонстоном, привело к тому, что вы заработали серьезный, потенциально опасный нервный срыв, и на сей раз, после душевной травмы, вызванной обнаружением тела санитарки Макклур, это ваше ПТСР стало проявляться несколько по-иному. В виде… срывов, как вы их называете, и отдельных спорадических эпизодов потери памяти. Хотя в еще довольно мягкой форме, к счастью.
— Ясно. — По ощущениям не сказала бы, что в особо мягкой. И уж явно не этой ночью, когда я валялась без сна, прислушиваясь к звукам за дверью и купаясь в собственном поту, но я понимаю, к чему она подводит. — И что же нам делать?
— Есть медикаменты, которые могут помочь, — отвечает Бакши. Маркус опять записывает. — Так что вам желательно начать принимать их, не откладывая. Вообще-то это то же самое средство, которое используется для лечения когнитивных симптомов болезни Альцгеймера.
Она улыбается при виде выражения моего лица.
— Не волнуйтесь, это совершенно не ваш случай.
— Ну слава те господи, — говорю я. — Да, кстати, а вы уверены, что у меня нет Альцгеймера?
Джордж улыбается этой тупой шутке, и я моментально прощаю его за то, что он меня сдал.
— Эти таблетки полностью не искоренят провалы в памяти с первого же приема, — добавляет Бакши. — Но обязательно ослабят подобные проявления. И, как вам известно получше большинства остальных, ПТСР в любой форме успешно лечится, тем более с профессиональной помощью.
— Спасибо, — говорю я. Не помню, произносила ли я здесь когда-нибудь это слово. По крайней мере, искренне.
