суетиться.
Дома Билли не вылезал из голубого банного халата, потертого и мягкого, который мог бы носить чей-то дедушка. Под низ он надевал полосатую пижаму, а на ногах у него всегда были коричневые вельветовые тапочки. Расхаживая по дому, он распахивал развевающиеся полы халата, не забывая о своем сценическом прошлом. Проснувшись однажды утром, он заявил Полу, что ему нужен ковбойский костюм.
– Я ковбой, – сказал он. – Где мои ковбойские сапоги?
Такие просьбы могли бы вывести из себя кого угодно, но не Пола – он привык делать для Билли все возможное. Так что если Билли хочется носить ковбойский костюм – пускай.
Постепенно мы стали замечать, что с Билли действительно что-то не так. Как-то раз мы с Эллисон обыскались его в его же доме. Мы знали, что он никуда не уходил, потому что совсем незадолго до этого сам нам позвонил. Наконец мы нашли его за закрытыми дверями гардеробной, где он сидел при свете голой лампочки. На нем была пара роскошных солнечных очков.
– Я загораю, – сказал Билли.
В другой раз он решил, что у их собаки Пеппер завелись блохи, и попытался засунуть бедное животное в стиральную машину. Он вылил на собаку целую бутылку шампуня, но в последний момент остановился и не стал закрывать крышку и нажимать на кнопку включения.
Было очевидно, что Билли нельзя оставлять одного, ведь иначе он может получить травму или уйти, бесследно где-то растворившись. Полу приходилось работать больше, чем раньше, и мы с ним договорились, что рядом с Билли всегда будет хотя бы один, а лучше два человека. Организовать это было несложно: Билли был всеобщим любимцем, а Пол столько раз выручал окружающих, что те были только рады отплатить ему добром. Среди прочих с Билли оставались его фанатки-лесбиянки, и, как это ни забавно, они сильнее всех беспокоились о том, чтобы Билли вовремя принял таблетки. Этим двадцатилетним девчонкам еще не приходилось принимать серьезные лекарства, да и их родители были еще довольно молоды и могли ухаживать за собой самостоятельно. Сколько бы я ни рассказывала им о режиме приема таблеток, они ужасно боялись дать Билли неправильную дозу и считали, что если он примет лекарство пятью минутами раньше, то обязательно умрет.
Ухаживая за Билли, мы с девушками лучше узнали друг друга. Лесбиянки, приходившие в бар «Открытие» в Литл-Роке, всегда относились ко мне немного прохладно. Норман устроил для них отдельную барную стойку, и они впервые обрели пространство, которое не нужно было делить с мужчинами. И тут появляется девушка-натуралка, рассказывающая им про СПИД и коффердамы.
– Мы думали, ты чайка, – сказала одна из девушек. – Ищешь себе друга-гея, чтобы он делал тебе прически и одевал как куколку. Ну и все в этом роде.
– А что, они могут бесплатно помочь мне поменять образ? – усмехнулась я. – Сколько же возможностей я упустила!
Мы многому учились друг у друга, присматривая за Билли. Лесбиянки рассказали мне о начале сезона охоты на оленей в ноябре, когда светские дамы, выставляющие себя натуралками, летят в гей-бар Литл-Рока, как только их мужья уезжают охотиться.
– Эти женщины просто бешеные, – сказала одна из девушек. – Бешеные!
Я в свою очередь рассказывала им, как ухаживать за умирающими братьями. Девушки вызвались ухаживать не только за Билли, но и за другими больными. Но Билли стал их первым подопечным из «Нашего дома».
Конечно, за Билли присматривали и дрэг-квин. И похоже, это давало им возможность осмыслить собственную скорбь по людям, которых они потеряли, – по тем, кто сбежал из Хот-Спрингса и, спрятавшись, умер в одиночестве. Они не могли забыть о своей утрате, только лишь подержав Билли за руку, но так они начинали жить настоящим. Становились свидетелями всего происходящего.
Несмотря на ухудшающееся состояние, Билли продолжал жить на всю катушку. Он не пропустил ни одного дрэг-шоу, а выходя на сцену, превращался в прежнего Билли. Мог сыграть эту «роль», и зрителям это очень нравилось. Фанаты Билли из «Нашего дома» учились на примере своего кумира тому, что если у тебя обнаружили ВИЧ или СПИД, то не обязательно прятаться от людей. Можно оставаться в игре: общаться с друзьями, выигрывать призы и просто жить. В литературе о ВИЧ, написанной геями о геях, всегда ставился акцент на то, что с ВИЧ-положительным статусом можно жить, а не умирать. Но без реальных примеров все это звучало как пустое теоретизирование.
Пол связался с родными Билли, но те не захотели его проведать. По воскресеньям к ним иногда заезжала Джордженна, мать Пола.
Когда Джордженна впервые увидела новую версию Билли, Пол сказал ей:
– Его мама не приедет.
– Ничего страшного, – ответила Джордженна. – Я его обниму. Моей любви хватит на вас обоих.
Она садилась на диван вместе с Билли, и он всегда успокаивался в ее объятиях. Его нервная энергия утихала. Джордженна была очень кроткой женщиной, и Пол во многом на нее походил. Они были из тех людей, которые не спрашивают: «Что тебе нужно? Как ты поживаешь?» Они просто были рядом. Всегда.
Слабея, Билли начал еще чаще сыпать цитатами из своих любимых старых фильмов, особенно из тех, где снималась обожаемая им Бетт Дэвис. Билли выбирал роль и разыгрывал ее целый день. Например, он выбирал сцену из «Тени к югу»[52], в которой Бетт произносит свое знаменитое: «Я бы с удовольствием поцеловала тебя, но я только что помыла волосы». Пол рассказал мне, как однажды привез Билли в бар, когда в нем сидел хмурый Тваймен. Билли пару раз затянулся сигаретой и огляделся по сторонам. «Что за дыра», – сказал он. Тваймен буквально вытаращился на Билли – скорее всего, он не знал, что это реплика Бетт Дэвис из фильма «За лесом»[53].
На смену лету пришла осень, и Билли стал более агрессивным. Он боялся навредить себе или окружающим, и мы со временем поняли, что он чувствует приближение таких эмоциональных всплесков. В одной из лучших больниц Литл-Рока имелось отдельное изоляционное отделение, и они предложили ему побыть там некоторое время. Билли согласился.
Он говорил, что там к нему хорошо относятся, и всегда просился в больницу, когда чувствовал, что в нем просыпается ярость по отношению к себе или окружающим. Дорога от Хот-Спрингса до больницы занимала час. Билли боялся оставаться со мной наедине в машине – ему казалось, что он может на меня наброситься и что тогда мы улетим в кювет, – и просил на всякий случай связывать ему руки за спиной. И мое сердце каждый раз обливалось кровью. Я начала носить в сумке шелковый лейкопластырь, чтобы связывать Билли руки. Постепенно и это стало для меня привычным действием. Билли звонил мне и возбужденным голосом просил приехать, а потом встречал меня в дверях, сложив руки за спиной.
– Мне нужно в Литл-Рок.
Билли начал срываться даже на Пола: он злился, что тот целыми днями работает и почти не бывает дома. Он понимал, что Пол не слоняется без дела. Знал, что Пол берется за любую оплачиваемую работу.
– Пол не придет домой, – сказал Билли, позвонив мне однажды.
Я вздрогнула, представив, как Билли обзванивает все конторы, в которых работает Пол, пытаясь его найти.
– Билли, он занят.
– Он слишком много работает, – ответил Билли. – Я хочу, чтобы ты пришла.
Я знала, что за Билли присматривает минимум пара человек. Мне нужно было проведать своих ребят.
– Билли, я правда не могу сейчас приехать.
– Ты мне очень нужна, – сказал он.
Я решила, что, возможно, он таким образом намекает, что ему нужно в Литл-Рок.
– Хорошо, – сказала я.
Когда я приехала, Билли, как я и ожидала, встретил меня со спрятанными за спину руками. Он курил, сжав сигарету в уголке рта.
– У меня для тебя кое-что есть, – произнес он игриво.
– Что же это, Билли? – устало спросила я. Мне не хотелось везти лучшего друга в Литл-Рок, чтобы он ночевал там в изоляторе.
– Кое-что особенное.
– Так что же это, Билли?
Он вытащил из-за спины бутылку с
