Куда же подевалась моя совесть? А-а, кажется, я оставила ее на чердаке. Заперла без зазрения совести. Ой-й, ерундистика какая-то! А впрочем, мне нисколечко не стыдно. Чего стыдиться-то? И сколько можно было терпеть?!
Ярослав сам сбросил салфетку с груди и молча опустил глаза.
– Полиночка, вы оригинальны,– деликатно нарушил молчание Петр Алексеевич.
– Смеетесь?– как ни в чем ни бывало, весело улыбнулась я.
– Ну что вы?– покачал головой старик.
– Знаешь, Яра, твоя девка всегда позволяла себе слишком много, но сегодня она превзошла себя. И мне кажется, что ты совсем перестал нас уважать, раз все еще водишься с ней,– вдруг смело высказался бритоголовый Владимир, неформальный хозяин базара в Алуште.
– А по-моему, Полина слишком много пьет и просто не может держать себя в руках после такой порции алкоголя?– заметила Виктория.
Я тихо рассмеялась и хлопнула в ладоши. Но мне было уже совершенно все равно, о чем они говорили. Я уже была под хорошим градусом и собиралась дождаться момента, когда стол покинут все. Даже если это сделает и сам Ярослав.
Настало время быть беспощадной!
– Полина, а может быть, вы проводите меня на свежий воздух, мне бы сейчас не помешала ночная прохлада?– вежливо попросил Петр Алексеевич.
Я твердо отрицательно покачала головой:
– Ни за что! Вы хотите, чтобы я ушла и не услышала еще много лестного о себе? То, что они обычно говорят за глаза… Хоть буду знать, что регулярно слушает обо мне мой разлюбезный Ярослав.
Я деловито положила ладонь на плечо Македонского. Он не реагировал. Как будто отключился.
– Яра, я бы на твоем месте сейчас заткнул ей рот, а иначе я сделаю это сам!– с яростным румянцем на щеках процедил бритоголовый бандюган.
– Остынь, Володя,– тихо сказал старичок и закурил сигару.
И вдруг Ярослав стукнул ладонью по столу так, что все вздрогнули от удара и звона посуды.
– Если вы сейчас все не заткнетесь, я буду вынужден вызвать охрану!– жестко произнес он и требовательно посмотрел в глаза всем присутствующим.
Опа!
Я замерла и быстро пробежала взглядом по лицам сидящих. Похоже, они были оскорблены до глубины души (если таковая имелась). А Петр Алексеевич продолжал курить сигару и без обиды смотреть на Ярослава.
Ярослав же решительно смотрел в глаза присутствующих и будто гипнотизировал их своим гневом.
Тут я впервые осознала, что сидящий рядом со мной мужчина сейчас защищал мое достоинство перед немаловажными ему людьми. Он не боялся быть резким, не подбирал слова, он сделал это спонтанно, как чувствовал и умел.
Он, чужой человек, защищал меня, чего никогда не делал мой бывший самый родной мужчина. А я все чаще думала о Кирилле! Боги, чем была занята моя голова?!
Непроизвольно, само собой у меня вновь возникло ощущение уважения к Македонскому, и стало совестно, что иногда (да что там – практически всегда) я была такой хладнокровной, равнодушной и жестокой с ним.
Однако этого было мало для того, чтобы изменить мое отношение к нашим с ним отношениям. На заднем плане вертелась мысль, что я расчувствовалась лишь из-за того, что на меня действовало китайское белое вино.
После некоторого молчания из-за стола вышли все, кроме Загвоздского и Македонского. Я продолжала сидеть в своем собственном настроении и убеждении. Я была тверда, как скала, упряма, как пружина.
Ярослав, похоже, не знал, как ему реагировать. Он положил кулаки на край стола и, уставившись в мертвую точку, молча мял губы.
– У-у, по-моему, я готова проводить вас, Петр Алексеевич, на свежий воздух,– через несколько минут проговорила я и поднялась из-за стола.
Я пошла к выходу, а Загвоздский еще задержался на секунду у плеча Ярослава и сказал:
– Слав, не бери в голову. Все нормально. Ты лучший! Ну, до встречи, звони…
Я криво усмехнулась ободряющим словам Загвоздского и продолжила спускаться по лестнице.
Мы с Петром Алексеевичем вышли на крыльцо и спустились на тротуар.
– Славное было начало, Полиночка!– без претензий в голосе заметил старик.
– Да, начало всегда бывает славным,– согласилась я.
– Не всегда. Вы были украшением нашей компании. Хочется думать, что вы знаете, что делаете,– загадочно сказал Петр Алексеевич и пошел к машине, которую успел подогнать его личный шофер.
Из крутого мэрса вышел охранник и уважительно открыл заднюю дверцу для шефа.
– Ну, Полиночка, приятно было снова вас видеть. Всего доброго!
Снова видеть? Где же мы встречались-то?
– И вам всего,– сухо кивнула я, но не оттого, что потеряла чувство уважения к старику, а просто кончились силы на церемонии.
Петр Алексеевич медленно пошел к машине, но перед тем, как сесть в нее, оглянулся, доброжелательно улыбнулся и шагнул назад ко мне.
– Полиночка, надо уметь прощать людей, не имеющих стержня,– глубоко заметил он и вернулся к машине.
– Хотите сказать: на полоумных не обращают внимания?– усмехнулась я.
– Я вам этого не говорил,– подмигнул он и сел в машину.
Его охранник захлопнул дверь, и машина медленно отъехала от ресторана.
Я подняла голову, взглянула на сине-голубые разводы в небе и громко выдохнула.
Остаться ли мне, чтобы еще получить наряд от Македонского, или податься куда глаза глядят? А глядят они прямиком домой.
Но я осталась. Видимо, не хватало традиционного завершения вечера в компании Ярослава.
Ну, вот оно и настало…
– Полина, ну почему ты так себя ведешь? Ты превращаешь меня в клоуна!– сдерживая себя, спросил Ярослав, когда вышел из ресторана, чтобы вернуть меня.
– Ты сам себя выставил. Я не нуждалась в твоей защите. У меня у самой язык неплохо подвешен,– без особого расстройства ответила я и присела на бордюр у дороги.
– Тогда почему каждый раз я ощущаю себя, как на арене цирка?– от бессилья присел рядом он.
– Может, обратиться к психиатру?– искренне спросила я и тут же засмеялась.
У него не было слов. Он громко выдохнул, собрав губы в трубочку и зажмурившись, потер пальцами виски.
Я все понимала, но не могла сдержать характер. При всем великодушии ко мне и благородстве я принципиально не признавала Ярослава близким человеком настолько, чтобы прощать ему и его окружению малейшие грешки. А ведь все начиналось с них. Если бы я приняла или просто адаптировалась к правилам его круга, то сегодняшних проблем просто не существовало бы. Но я же гордая дикая кошка! Я не могла позволить себе глажку против шерсти!
Конечно, все мы люди. Но кто-то больше похож на первых представителей рода человеческого, а кто-то за пределами этого рода. Короче, без академических понятий – не перевариваю туполобых слюнопускателей и, хоть и башковитых, но извращенцев как женского, так и мужского рода.
