Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
Времени было половина одиннадцатого. Она точно не знала, когда он вернется. Может быть, там очередь. Может быть, его бывшая жена – этим утром еще «почти бывшая» – опоздала. Или устроила скандал. Неважно. Через полтора часа чек-аут. Ничего. В крайнем случае, можно будет продлить. Договориться, чтоб на полдня. Копейки. У нее есть карточка.
Над ипподромным шпилем появилось облако в форме остроносой рыбы. Уехало влево. Наползло другое, почти такое же. Небесная стерлядь. Тоже уплыло.
Вера встала с постели, накинула на себя полотняную блузку и подошла к окну, посмотрела вниз. Ни одного человека. Проехала машина. Потом из-за дома, со стороны Беговой, оттуда, где небольшой сквер перед ипподромом, вышла рослая тетка, в футболке, просторных брюках и с рюкзаком на одном плече. Светло-русые, чуть подкрашенные рыжиной волосы выбивались из-под ажурной шапочки – наверное, вязанной крючком. Сверху похоже на еврейскую кипу. А тетка похожа на соседскую девочку.
Вера присмотрелась. Да, конечно, это она и есть. Здесь какая-то школа дизайна – соседская девочка там преподает. Вера ее встречала пару раз пару лет назад. Хотя она – соседская девочка – давно переехала.
А когда-то они жили в одном подъезде, даже на одной площадке. Как ее зовут? Вера не помнила – или забыла? – хотя имя очень простое, русское, короткое. Но не Маша, не Оля, не Таня, не Катя, не Даша, не Лена… Черт! Просто – Соседская Девочка.
Зазвонил мобильник.
Звонит – а где он? Где? Вот, вот, в сумочке. Боже, только успеть достать, только бы потом не перезванивать. Вот.
– Да!
– Это я, – сказал Сережа. – Привет.
– Привет, – сказала Вера.
– Привет. Я должен сказать тебе одну очень важную вещь, – сказал он. У него дрожал и рвался голос. – Одну очень важную вещь, вещь важную… – повторил он. – Сказать тебе одну вещь. Я надеюсь, ты меня поймешь.
Что-то щелкнуло, и звук исчез. Связь оборвалась.
У нее вдруг сильно заболела голова, вся, от лба до затылка, но тут же прошла. Она поняла, что он сейчас скажет. Она видела его жену. Два или три раза. Зачем себе врать – «два или три». Четыре раза! Небольшая, крепкая, можно даже сказать – полноватая, но очень ладная, красиво одетая и, сразу видно, – сильная. Красивое строгое лицо. Наверное, сначала она была обыкновенная, просто ровная, гладкая – а к сорока годам похорошела. Так часто бывает. И наоборот. Те, которые в молодости были красивые, выразительные, большеглазые – греческий нос, крутые скулы, соболиные брови, губы как лук Амура – боже, где это она нахваталась! – вот они-то как раз быстро вянут, жухнут и становятся носатыми старухами с мешками под глазами. Но не в красоте дело. Она – сильная женщина, Сережа много раз это говорил – иногда просто с уважением, а чаще – как бы в поддержку своего решения разводиться. «А ты за нее не волнуешься?» – отчасти провокационно спрашивала Вера. «Нет. Она – сильная женщина». Понятно. А Вера, значит, слабая. Опять проиграла. Она всегда проигрывала вот так – не нокаутом, а по очкам. Не двойка на экзамене, а недобирала баллы.
Вера подождала минуту, две, три. Звонить самой – позорно.
Но через пять минут все-таки набрала. «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».
Понятно.
Вера открыла окно и высунулась наружу. Соседская Девочка – то есть бывшая девочка, а ныне сорокалетняя тетенька – неторопливо шла по Беговой аллее. Как будто специально медленно, чтобы Вера ее рассмотрела и убедилась, что это она.
Странно, что в этот момент она думает о Соседской Девочке – а не о… А не о чем? О чем должна думать не слишком молодая женщина, которая лет пять – причем какие пять лет! Главные, последние и решительные пять лет! С тридцати пяти до сорока! – встречалась с женатым мужчиной, и вот он наконец развелся – вот они наконец будут совсем вместе – и вот он позвонил ей из ЗАГСа и дрожащим голосом пролепетал: «Вера, я должен сказать одну очень важную вещь. Я уверен, что ты меня поймешь».
А потом и вовсе выключил телефон.
Что сказать? Что она должна понять? Ясно что. Сказать, что он не может уйти от жены. Сказать, что передумал разводиться, в самый последний момент. Потому что она… Что она? С ней прожита жизнь, она мать его детей, он все равно ее – ну хорошо, не любит, он не станет говорить такое обидное для Веры слово, – но чувствует неодолимые, неотменяемые обязательства… И чтобы она его поняла.
Вера вдруг подумала, что всё правильно. Черт! В смысле, о боже! Боже, как это смешно, глупо, недостойно, зависимо, унизительно так думать – она вспомнила, как одна не шибко грамотная – или шибко остроумная? – одна сотрудница говорила: «самомазохизм». Смешно, да. Но она правда так подумала и даже словами сказала в уме: «Если бы я была мужчиной, я бы никогда не ушла от женщины, с которой прожито почти четверть века, от которой у меня сын и дочь». Ну, дорогая, значит, так тебе и надо.
Тем более что она – то есть сама Вера – была моложе всего на четыре с половиной года. Ей сорок лет, а той, которая законная жена, мать детей и вообще скоро серебряная свадьба, – сорок пять. Шило на мыло. Овчинка выделки. За сто верст киселя хлебать. Он прав. Конечно, он прав, и его жена права, все кругом правы, кроме нее, потому что она – дура. «Гимназистка Вера захотела хер…» О господи! «А что? Ничего! Хереса стаканчик!» Это бабушка учила ее старинному школьному юмору. Рифмы-ловушки. «Раз английский шкипер налетел на три… А что? Ничего! Три подводных лодки!» Бабушке это рассказывала ее бабушка, ученица гимназии мадам Сыркиной в Минске. Боже! Она еще хихикает, она еще напевает гимназическую похабель столетней выдержки.
Нет, она неисправима.
Но она понимала, что эти хиханьки были всего лишь защитой от наползающего на нее ужаса. От унизительного чувства, что ее обманули, оскорбили, пять лет водили за нос, возили по квартирам приятелей, тянули с собой на конференции, один раз даже под видом помощницы, ассистентки-референтки, – страшно было: а вдруг какой-то юрист заговорит с ней на юридическую тему? – таскали по пансионатам, тискали у лифта…
Меж тем Соседская Девочка свернула во двор. Кажется, там была эта самая студия дизайна, где она преподавала.
Вера повернула голову направо. Был виден кусочек знаменитого дома на Беговой, ближе к Ленинградскому. «Дом-сороконожка», он стоял на высоких бетонных опорах-уголках, и этих ножек было ровно сорок, Вера сама считала. Они вместе с Соседской Девочкой обошли все это пространство, загибая пальцы и побаиваясь, что ножки подломятся и дом упадет. Им было лет по десять. Вера побаивалась, а Соседская Девочка ее успокаивала. Дом построил архитектор Андрей Меерсон.
Соседская Девочка ходила в художественную школу на улице Красина. Там была учительница Катя Меерсон, Екатерина Андреевна, дочка этого архитектора. Красивая, темноволосая, вся такая нежная и добрая. Потом она пришла в обручальном кольце (так и было сказано – «в кольце») и сидела, выставив руку с кольцом перед собою, перед своим красивым нежным смуглым лицом. Потом уехала – говорили, что в Америку, навсегда.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
