Меж высоких хлебов затерялося Небогатое наше село, Горе горькое по свету шлялося И на нас невзначай набрело.
Вот теперь уже точно всё. Великие слова. Единственные про нашу жизнь, про нас про всех.
У него блестели глаза. Кажется, это были слезы. Вера слегка пугалась. Откуда слезы при чтении стихов? Старческое слабодушие? Откуда? Ему всего сорок семь. Сосудистые явления? Вера окончила психфак, у них была клиническая психология. Нет, не может быть. Ничего похожего. Она ему тайком подсовывала тесты, такие, что не догадаешься. Например, рассказывала про дома, которые вокруг, – она любила это место, ведь тут, на перекрестке Беговой и Ленинградского, целый архитектурный заповедник, – так вот, она говорила:
– Оказывается, старый «Яр», ну, который сейчас гостиница «Советская», которую в пятидесятых строили Штеллер и Ловейко, его построил Эрихсон, тот, которого театр «Ромэн», который рядом, следующий дом…
Как будто она это только что в интернете прочитала. А через полчаса:
– Ой, прости, помнишь, я тебе фамилии говорила, ну, архитекторов, которые строили сначала «Яр», а потом «Советскую»?
Он говорил:
– Да, да! Эрихсон. И еще Штеллер и Ловейко. То есть память, особенно кратковременная, в полнейшем порядке.
Просто у него очень сильные эмоции, и это хорошо. Особенно в наше время, когда все равнодушные и еле теплые. Он вообще необыкновенный человек. Юрист, доктор наук, партнер в серьезной адвокатской конторе, и еще пишет статьи в журналы и колонки на разные сайты. Она бы не смогла полюбить обыкновенного… А может быть, он просто очень ловкий? В смысле стихов: выучил в школе пятнадцать строк Некрасова и теперь использует, возводит в принцип, читает, прослезившись. Но ведь юрист должен быть ловким! «А я, – думала Вера, – какая-то слишком злая. Но ничего!»
Главное, что у них всё хорошо.
Особенно сегодня.
Хотя и до этого тоже всё было хорошо. Они уже полгода стали просыпаться вместе. Не каждый день, но всё-таки. А еще раньше они раз в две недели проводили в гостинице часа два-три, потом она ехала домой к маме, а он домой – даже не хочется говорить к кому. Тем более что он все время ей шептал:
– Ты моя жена, только ты.
Почему они оказались в гостинице «Бега», рядом с ее домом? Потому что она хотела, чтобы именно в этот день, чтобы именно в это утро они проснулись вместе. Первый день открытой совместной жизни, а не тайных встреч при не окончательно оставленной жене. И при маминых вопросах: «Да, конечно, Веруша, твое личное дело, но какое у него, пардон, гражданское состояние?» Утром он получит свидетельство о разводе, днем они уедут на недельку в Ярославль, к Кате и Саше, это были ее друзья. Катя была профессор в тамошнем университете, а Саша чем-то заведовал в городской администрации. Местная элита, куча связей: Саша обещал, что в Ярославле по его звонку их распишут хоть сегодня. Ну, нет. Сегодня они приедут в шесть вечера. Лучше завтра.
А уже потом она предъявит маме своего законного мужа. Вместе с его гражданским состоянием на нужной страничке паспорта. Сначала поживут у нее – вместе с мамой, ничего. Мама хорошая.
Сережа последние полгода жил у приятеля, который куда-то уехал. Вера, бывало, оставалась там ночевать. Там было ужасно. Неприбрано, захламлено, всё навалено кучами, сто лет не метенные полы, безнадежно зачиханное зеркало в ванной, бесповоротно почерневшая раковина в кухне. Даже удивительно, как Сережа в таком разоре и мусоре умудрялся стирать и гладить рубашки и вообще выходить из дома этаким франтом – как и надлежит преуспевающему юристу, партнеру солидной адвокатской конторы. «Если ты такой преуспевающий, так сними приличную квартиру!» – думала Вера, а потом вспоминала, что это он хотел снять квартиру, а она его отговорила в видах экономии. Полгода по полтиннику в месяц – триста тысяч, а впереди еще съем своей квартиры, свадебное путешествие, да и сама свадьба. Так что, выходит, это она сама виновата, сама так хотела. Ну ладно, может быть. А еще вдобавок этот приятель прямо вчера вдруг вернулся откуда-то. Вера не помнила, куда он уезжал, и не помнила, как его зовут и вообще кто он такой. В этом была особая гордость – не знать, не думать о том, что в ее жизни просто функция и роль.
Сережа, конечно, мог остаться на одну ночь у этого приятеля, а она могла переночевать у мамы. Но не хотелось. Она прямо сказала:
– Не хочу в эту ночь спать поврозь.
Он сказал:
– Надо что-нибудь придумать. – Она молчала. Он сказал: – Ладно, я что-нибудь придумаю.
Легкое раздражение проснулось в ней. Что тут еще придумывать? Отвечать надо либо «да, сделаю», либо «нет, извини». А вот это «надо что-нибудь придумать» – просто отговорка, заболтать, авось забудут. Она сама себя одернула за несправедливость этих злых мыслей. Но все равно. Она сказала – гостиница. Какая? Гостиница «Бега». Почему именно «Бега»? Потому что рядом со мной. Он понял.
Хотя, наверное, тоже слегка обиделся.
Когда они вечером приехали в гостиницу, номер был не готов. Там двое мастеров под наблюдением горничной что-то делали с кондиционером. Сказали: «Вы погуляйте часок». Ей понравилось, что он резко ответил, даже грубо. Она взяла его за руку и сжала-погладила: не волнуйся. Он выдернул свою ладонь из ее пальцев и почти закричал: «Номер сию же минуту, или деньги назад!» Сию же минуту дали другой номер, точно такой же. Шли вместе с горничной по коридору, и непонятно было, почему сначала предложили подождать, – пустых номеров был целый этаж.
Из окна был виден ипподром. А из того окна – того номера, который был заказан и где чинили кондиционер, был бы виден ее дом. Ну и хорошо, что не виден. Еще чего не хватало – увидеть маму в окне и помахать ей рукой. Он бы снова обиделся. Он говорил, что она слишком привязана к маме.
Впрочем, вся их жизнь – легкие обиды. Придирки и притирки. «Боже, как пошлы все эти игры слов…» – подумала она. Впрочем, у всех так. Самые высокие и тонкие чувства вместе с самыми простыми техническими проблемами – переехать, найти временное жилье, потом снять квартиру. «Вот что управляет мною и нами всеми», – вздохнула она и пожала плечами. Потому что это звучало уж как-то слишком со стороны.
Но ничего. Всё будет. Наверное, кое-что уже есть. Наверное, он уже получил справку на гербовой бумаге и штамп в паспорт. Брак с гражданкой такой-то расторгнут 9 числа августа месяца 2016 года. У его жены была очень красивая фамилия. Не то что у нее – Зуева. А вот как вышло.
«Я этого достойна!» – подумала она и засмеялась. Дурацкий рекламный слоган какой-то косметики. Ничего смешного на самом деле. Эти простенькие девочки вполне достойны не слишком дорогого крема и шампуня, а я – я, я, я! – достойна вот такого мужчины. Чтоб он ко мне ушел от жены и детей. Слава богу, детишки уже подрощенные. Один детеныш уже вышел из алиментного возраста, другому осталось полтора года, кажется. «Ничего, как-нибудь выдюжим», – она улыбнулась.
