Я встала и, прижав к себе ноутбук, пошла к двери. На пороге я остановилась и решила задать Натанычу еще один вопрос:
– А почему кнопку буду нажимать я? Ведь это твоя программа, ты ее придумал.
– Потому что итерационную переделку мира может запустить только тот, кто создал альтернативную реальность. А это сделала именно ты в тот самый день, когда отправилась в 1937 год и получила по морде на Лубянке.
Мы попрощались, и я пошла домой. За окном уже было раннее утро…
* * *
Немного подремав, я проснулась с каким-то тягостным ощущением надвигающейся беды. На часах было десять утра. Мне не хотелось выходить из дома, чтобы не пропустить звонок Натаныча, и я пошла пить кофе. К своему удивлению я обнаружила на кухне Машу, которая варила суп.
– Привет, Маш. Что это ты делаешь? – Я села на табуретку.
Она улыбнулась:
– Обед готовлю. Как обычно.
Мне показалось, что параллельная реальность каким-то чудом пришла в наш дом. И давно это она тут обеды варит? У меня гениальный сын. Он умудрился влюбиться в хозяйственную девушку! Осталось только понять, что тут у них происходит. Сказав, что хочу съесть бутерброд, я открыла холодильник. Он был полон каких-то кастрюлек, лоточков и мисочек. Может, это изобилие альтернативного мира? Я сварила кофе и достала сыр.
– Маш, а Глеб где?
– В газету поехал. Он всю ночь аналитический обзор писал про что-то там такое политическое.
– А… – Меня так и подмывало спросить, давно ли она тут поселилась, но было как-то неудобно признаваться, что я ничего не замечала.
Наконец мне пришло в голову, какой вопрос может вывести ее на чистую воду:
– Слушай… Я тебя спросить хотела. А мама твоя была не против, чтобы ты к нам так сказать досрочно переехала?
– Нет, – она насыпала зелень в кастрюлю. – Она же понимает, что беременной покой нужен. А у нас там папа совсем распоясался. Да еще брат постоянно дурит… Мне даже кажется, что он траву втихаря покуривает. Так что я ушла и вот уже две недели тут как в раю сижу. Глеб работает, я гуляю по парку… Дышу свежим воздухом…
Прояснив ситуацию, я успокоилась. Как хорошо, что я так рано родила! Как бы я сейчас к Сталину летала, если бы мой ребенок в школу ходил? Накрылось бы тогда мое строительство идеального мира, а вместе с ним и личная жизнь…
Наконец раздался долгожданный телефонный звонок:
– Ты там не умерла вдали от своего вождя? – спросил Натаныч довольно бодрым голосом.
– При смерти уже.
– Ну тогда иди сюда. Он сказал, чтобы ты не в одиннадцать, а в десять вечера переместилась.
Быстро превратив себя в красавицу и надев новое платье, я примчалась на девятый этаж.
– Ты как себя чувствуешь? – У меня снова возникло ощущение какой-то тоски. – Ничего не случилось? Что тебе Сталин сказал?
Натаныч хмыкнул:
– Похвалил. Через силу, по-моему. Так сказать, не мог не признать моих заслуг и заставил себя побороть личную неприязнь.
– Ну чего ты сочиняешь? – Я села на ковер и подобрала штекеры. – С какой стати у него неприязнь какая-то появилась, если раньше ее не было?
Он застучал клавиатурой и буркнул:
– Нет у меня желания говорить об этом. Собралась лететь – вот и лети. А когда вернешься, мы с тобой поболтаем кое о чем.
Он брякнул по клавише и отправил меня в иную реальность.
В 1937 году я вскочила с пола и бросилась к Сталину:
– Как я соскучилась! Ты знаешь, сколько я тебя не видела? Целую вечность! Мне казалось, что еще чуть-чуть – и я уже дышать не смогу от того, что тебя рядом нет.
– Ну, зато теперь ты дышать спокойно будешь. – Он повел меня в гостиную. – Основную работу я сделал. Поэтому свободного времени у меня немного больше будет. Сможем чаще видеться. Ну и параллельно заниматься всякими делами. Кинематографом, например. А то с этой политикой так дальше творчества Александрова и не продвинемся.
Мы сели на диван. Сталин достал «Герцеговину» и закурил. Я, закрыв глаза, прижалась к нему.
– Я ведь все знаю. Ты тут без меня рапорты из будущего читал. Тебе все доложили… О том, что ты создал грандиозное государство. Про сверхдержаву… И про «Генеральный план развития СССР»… Скажи! – Я посмотрела на него и утонула в его взгляде. – Как тебе это удалось? Ведь всего, что ты прочитал, на самом-то деле недостаточно даже для написания диссертации 1937 года.
Он пододвинул пепельницу и стряхнул папиросу:
– Не преувеличивай. Для диссертации всего одной книги из твоего мира хватило бы. А если говорить об этом плане… Самое главное было понять, что сильной страной управлять гораздо проще, чем слабой. И когда я придумал, как превратить Советский Союз в сверхмощное государство, то понял, что теперь не имеет значения, для какого года и для какой реальности я буду писать этот документ. Смысл заключался в том, что СССР должен постоянно руководить миром. Ну а для этого нам требуется совсем немного.
– Что? – Я обняла его.
– Патриотизм, нерушимый патриотизм! – Он посмотрел на меня и усмехнулся. – Только он у каждого должен быть, понимаешь, у каждого гражданина Советского Союза. Он должен стоять на первом месте в системе ценностей. Патриотизм – это как любовь. Можно бесконечно испытывать терпение народа и заставлять его любить страну, которая не дает ему ничего, кроме разочарования. А потом долго сетовать на то, что, оказывается, никто ни во что не верит. Но понимаешь… Гораздо-то проще быть патриотом в мощной сверхдержаве, где созданы все условия для счастливой, насыщенной и по-настоящему комфортной жизни. И поэтому… Ближайшие пятнадцать лет мне придется неустанно работать. Ну а потом этим должны будут заниматься все последующие руководители государства.
– Я тобой восхищаюсь! – сказала я и поняла, что во мне зашкалило чувство восторженной любви. – Мне жаль, что в моей реальности ты окружил себя такой секретностью, что сегодня мало кто знает, сколько ты сделал для страны.
– У тебя в голове помутилось, – рассмеялся он и обнял меня. – Твоей реальности для меня не существует. И мне все равно, как и что там произошло, сколько ошибок я там сделал и почему. Есть только этот мир… – Он иронично посмотрел на меня. – И в нем ко мне пришла ты и сказала, что хочешь жить в величайшем и непобедимом государстве. Разве я мог тебе отказать? Вот оно, это государство, – показал он за окно. – Я сделал то, о чем ты просила. И теперь тебе ничего не остается, как только быть постоянно рядом со мной и вдохновлять меня на его дальнейшее строительство.
– Ты, как всегда, шутишь… А я так люблю тебя, так люблю, – говорила я, целуя его. – Но ты даже не представляешь себе, как мне страшно. Я так хотела бы никогда не расставаться с тобой, но… Мне неизвестно, буду ли я здесь следующие пятнадцать лет.
Он удивленно посмотрел на меня:
