Кили не могла оставаться бесстрастной, глядя на эту бедняжку, которая напомнила ей другую маленькую девочку, какой она сама была давным-давно.
Маленькую девочку, чьи родители боялись того, кем она была.
Но, по крайней мере, у Кили были родители, хотя те и не смогли оказать ей эмоциональную поддержку. Малышка Элени потеряла обоих родителей. Кили опустилась на колени и протянула к девочке руки. Малышка подошла к ней, положила голову на плечо и протянула ей игрушку. Вот только Кили увидела, что это была вовсе не игрушка, а пушистый, растоптанный, разорванный тапок, заляпанный кровью.
— Мама оставила тапочек, вот видишь, — Элени доверчиво сообщила Кили. — Я боюсь, что ее ножки замерзнут.
Лас Пинтурас, сумерки
Джастис принес последний тюк годных к употреблению вещей в дом, единственный относительно переживший вампирское уничтожение, и передал его женщинам, которые занимались запасами. Остались кое-какие консервы. Несколько обгоревших, но всё еще вполне пригодных одеял. Различные личные вещи, которые местные жители вытащили из-под обломков.
Что не уничтожил огонь, было испорчено им. Он пошел обратно, чтобы посмотреть, что осталось от деревни, и отвращение прожгло его внутренности. Ему пришлось призвать воду, чтобы потушить пламя. В противном случае, они потеряли бы всё. Но видя, как маленький мальчик прижимает к груди коллекцию бейсбольных карточек, совершенно мокрых и наполовину обугленных, он почувствовал, как у него внутри всё переворачивается.
Но он и вида не показал.
Эти люди напомнили ему американских колонистов, с которыми он сражался в ту ночь, когда вырезал рыбку Кили. Это случилось давным-давно. Храбрые и упрямые. Они хотели жить на природе, не соблюдая человеческие — правительственные — правила и запреты. То были фермеры, сами добывающие себе пропитание, но они были благородными. Алехандро, вероятно, самый благородный из них. Он делал работу за десятерых, раздавая приказы и побуждая людей работать быстро, чтобы спасти всё, что можно, и забаррикадировать здание, в котором они смогли бы спрятать женщин и детей, когда снова наступит ночь. Благородный и смелый. Из Алехандро вышел бы прекрасный воин.
Они идиоты, — презрительно говорил нереид в его мозгу. — Их не защищает паранормальное подразделение Гватемалы, значит, они просто наживка для кровососов.
— Они послали сообщение только сегодня утром, после того, как вампиры ушли, — ответил Джастис. Потом понял, что вслух ответил самому себе. — Ладно, меня уже давно пора поместить в защитные комнаты Храма.
Кили прошла к нему по обуглившейся земле. Ее лицо покрывала грязь вперемешку с пеплом, но для него она сияла, как пламя. Девушка убрала свои пышные волосы с лица, он тут же захотел распустить их и зарыться лицом в шелковистые пряди. Вдохнуть ее сладкий аромат вместо того запаха гари, которым за несколько часов наполнились его легкие и нос.
— Ты говорил что-то о защитных комнатах в Храме? Что это такое? — спросила она, оставаясь любознательным ученым даже не смотря на то, какой уставшей она была.
Он наклонил голову, чтобы поцеловать ее, потому что не мог сделать ничего другого. Внутри него бушевали такие эмоции, что он был уверен: его грудная клетка вскоре взорвется. Для него не было ничего важнее Кили, он всё время будет благодарить богов за нее. Воин обнял ее и прижал к себе так крепко, что почувствовал биение ее сердца у своей груди.
Но ему следовала планировать стратегию предстоящего боя головой, а не сердцем, поэтому он неохотно отпустил ее.
— Я хочу забрать тебя отсюда, — повторил он уже в двадцатый раз с тех пор, как они оказались здесь. — Я старался призвать портал, но он не отвечает на мой зов. Вероятно, я испорчен настолько, что атлантийская магия не узнает меня.
— Такого не будет никогда, — решительно возразила она, заставив его испытать тепло. Она верила в него, и хотя он не считал, что с ее стороны это разумно, всё равно поблагодарил Посейдона за то, что она так считала.
— Я не могу связаться с Конланом и даже с Алариком, — признался он. — Они слишком далеко или же отвернулись от меня. Они знают, где мы; ты рассказала им, что Звезда Артемиды находится в Сан Бартоло. Я не могу поверить, что они не придут к нам на выручку, если только они по-настоящему не изгнали меня.
— Они — твоя семья, Джастис. Они не бросят тебя, — заверила она его. На ее лице появилась боль от воспоминаний, но потом она покачала головой, словно отбрасывая мысль, которая вызвала эту боль. — Я знаю, как семьи могут бросать, но твои братья готовы жизнь за тебя отдать. Не отказывайся от них, потому что они не покинут тебя. Я это знаю.
Он испытал робкую надежду, но потом задавил ее на корню. Лучше пусть они его удивят, чем он испытает муку напрасных ожиданий.
— Мы обсудим это в другой раз, mi amara. Если вампиры снова вернутся, я не смогу вынести одной мысли, что ты будешь где-то рядом. Если тебя ранят, то в своей ярости я утоплю всю землю. Вероятно, не пощажу даже жителей этой деревни.
Она сложила руки на груди и подняла подбородок.
— Я тебе доверяю. Ты же только что весь день помогал им; ты никогда не причинишь им вреда. Давай не будем опять говорить об этом. Я никуда не уйду, пока ты не сможешь перенести нас отсюда, а ты сам признал, что вся твоя энергия почти исчезла.
Это верно. Он использовал нереидскую способность транспортировки, чтобы перенести раненого ребенка и его мать в ближайшую медицинскую клинику, и использование новой для него способности настолько истощило его силы, что он едва не потерялся в энергетическом потоке на обратном пути. Если бы его атомы распались и разлетелись по вселенной, то он никогда уже не смог бы стать самим собой.
Он бы никогда не нашел Кили вновь. При этой мысли его охватил страх. Нет, он не станет рисковать, пока вся его энергия не вернется.
Она коснулась его руки.
— Если бы ты смог путешествовать в виде тумана, или с супер скоростью, или умел что-то, что помогло бы перенести этих людей в другое место — это одно дело. Но ты не супермен, — тут она замолчала и устало рассмеялась. — Я думаю, что ты всё-таки супермен, не так ли? Простой человек не может делать ничего из того, что сегодня сделал ты. Элени даже называет тебя синьор Супермен.
— Да, но мой плащ в химчистке, — резко ответил он. — Я не супергерой, Кили; я чудовище. Часть меня полагает, что эти люди — глупцы и овцы, которых стоит оставить на произвол судьбы.
Подойдя к нему, она коснулась его лица и притянула его голову к себе.
— Но ты этого не сделаешь, и то, что ты можешь выбирать, и отличает тебя от чудовищ.
Медленно, всё еще улыбаясь, она подняла его лицо и нежно его поцеловала. Он позволил ей взять на себя инициативу и стоял совершенно неподвижно, ощущая ее губы на своих губах. Она легонько целовала его в губы, в подбородок и челюсть, пока волна жара не нахлынула на его тело, словно удар молнии, и он не мог больше этого вынести. Он взял ее на руки, пересек поляну так быстро, как мог, и оказался в месте среди деревьев, где их никто бы не заметил.
