Все еще спит. А ведь прошла уже неделя с тех пор, как они вернулись домой.
Лукас рассказал Джулии все, что случилось за эти недели, и едва он кончил говорить, как услышал в трубке:
— Я хочу быть там, Лукас. Чтобы помочь Гален. И вам. Конечно, у меня нет диплома медсестры, зато большой опыт. Моя младшая сестра… — Она растерянно умолкла.
— Винни.
— Да, — сдавленным шепотом отозвалась Джулия, — Винни. — Мало-помалу ей удалось взять себя в руки, и она продолжила: — Я сама ухаживала за ней, и Гален тоже. Это было здорово, когда мы помогали друг другу, хотя я прекрасно могла управиться сама. Вы позволите мне помочь вам, Лукас? Помочь вам помогать ей?
— Нет. Спасибо, Джулия, но пока не надо.
Пока не надо. Пока… Вот оно, то признание, на которое Лукас не мог решиться до сих пор. Хотя уже начинал заглядывать в будущее, когда пройдет год или пять лет и ему может понадобиться помощь — ради Гален, — потому как его окончательно поглотит пучина отчаянного безумия и он не сможет ухаживать за ней так, как положено.
Но пока ему удавалось самому обеспечивать всем необходимым скромную женщину, которой он отдал свою любовь. Он давно считал себя ее мужем и был верен тем торжественным клятвам, что они давали друг другу.
Лукас старался держать под замком все мысли о том времени, когда Гален очнется. Или о том, наступит ли такое время вообще… и начнется ли у них настоящая семейная жизнь. Он был готов довольствоваться и той жизнью, что вел сейчас. Потому что любил.
Но именно ради этой любви, ради Гален ему хотелось сделать ее по-настоящему счастливой.
Поэтому он так старательно высадил на террасе возле фонтана цветы, заказанные ею в Бронкс-вилле. Рассаду доставили вместе с запиской от хозяина оранжереи:
«Гален! Я выбрал для вас самые лучшие экземпляры белого, кремового, розового и голубого цветов. Если вы высадите их сейчас, пик их цветения придется как раз на май, на день вашей свадьбы».
Майский день, их свадьба, лепестки цветов, сверкающие каплями влаги, падавшей с лепного фонтана… Лукас высаживал цветы в дождливый, сырой день, и вместе с каплями дождя на них падали его горячие слезы.
Он старался как можно реже отходить от Гален. Самая долгая отлучка потребовалась для высаживания цветов, и все это время Лукас без конца обмирал от страха. Так же как и в часы сна.
Однако он заставлял себя спать, пристраиваясь здесь же, в комнате у Гален, в те редкие промежутки времени, когда считал, что ей ничего не будет нужно.
Так прошел февраль и наступил март. Лоренс сам позвонил Лукасу, поскольку все это время не получал никаких вестей. Они обменялись новостями. Гален все еще спит, ее состояние не меняется. Лоренс перезванивается с Бесс. Она вернулась в Канзас и ждет известий, а пока шьет для дочери свадебное платье.
Лоренс продиктовал Лукасу целый список своих телефонных номеров и ласково, но настойчиво добился обещания звонить ему регулярно и сообщать, как идут дела.
— Хотелось бы, чтобы ты делал это не реже раза в неделю. Я не собираюсь врываться в твою жизнь — ни лично, ни по телефону. Но ты должен держать меня в курсе.
И Лукас не стал возражать. Он будет регулярно звонить по воскресеньям, около часу дня. Лоренс имеет право знать обо всем, а кроме того, появится некоторая гарантия, что он сумеет предупредить Лукаса о надвигающейся беде еще до того, как тот почувствует опасность сам. Ведь слишком велика возможность, что он, не отдавая себе в этом отчета, утратит всякую связь с реальностью. Но когда Лоренс пообещал, что будет созваниваться с Бесс, Лукас тут же решил, что займется этим сам. И здесь речь шла уже не о подступавшем к нему безумии, а о том, что Гален захотела бы сделать сама.
За его состоянием следил не только Лоренс, но и еще один человек — единственный, допущенный в стены их дома. Каждую неделю в пентхаус поднималась доктор Диана Стерлинг, чтобы обследовать Гален и взять на анализ ее кровь.
— Вы плохо выглядите, — заявила она с порога, явившись с очередным визитом. Это было двадцать первого апреля, на семидесятый день затянувшегося сна.
— Я отлично себя чувствую.
— Вы совсем исхудали и почти не спите.
— Диана, я в полном порядке. — В запавших глазах промелькнуло нечто странное — то ли тень, то ли затаенный блеск. — Но я хочу, чтобы вы кое-что проверили.
— Это касается вас?
Диана выслушала сбивчивые слова про какую-то опухоль, и ее внезапно охватил приступ гнева. Неужели все кончится так глупо? Неужели человек, спасший столько жизней, доказавший свою способность на преданную, нежную любовь, умрет в одночасье от разросшейся опухоли, едва Гален придет в себя?!
— Это у вас, Лукас?
— Да нет же, не у меня. У Гален!
И действительно, под нежной, бледной кожей явно прощупывался какой-то комок — словно маленькая луковичка, затаившаяся до поры под снегом. Но вряд ли мягкий комочек в самом низу живота мог оказаться опухолью — иначе откуда это тепло, зародившееся в сердце у Лукаса Хантера, преданного и любящего мужа?
И отца.
— Похоже, она…
— Беременна, — уверенно подтвердила Диана. — Да. Вы не ошиблись. Лукас, я вполне могу справиться с нейрологическими тестами. Но что касается беременности — лучше обратиться к специалисту. Например, к доктору Кэролайн Барклай. Я бы посоветовала позвонить ей прямо сейчас.
Диана озабоченно замолкла и нахмурилась. Можно было не сомневаться, что Лукас захочет оставить ребенка и будет кормить его заодно с матерью, своей будущей женой. Но ведь свадьбы может и не быть, и ему одному придется возиться с младенцем, пока Гален будет спать. Не окажется ли такое бремя непосильным даже для Лукаса?
Но в его ясном спокойном голосе не было ни тени тревоги:
— Да, Диана. Если вас не затруднит, позвоните ей сейчас же.
Жених и невеста — они назначили свадьбу на девятое мая. День матери, но не успели выбрать время.
И Лукас решил, что это будет тот самый миг, когда наступит чудесный день их свадьбы.
Час Золушки.
Первым делом Лукас заставил ожить говорливые струи фонтана. И застыл, чувствуя, как стало тесно в груди при виде сверкающих капель, оросивших лепестки цветов.
Затем он вернулся к невесте. Выкупал ее, как делал это каждый день, высушил и причесал чудесные рыжие локоны, заметно отросшие за эти месяцы безмятежного сна.
И, ласково глядя на Гален, Лукас тихо прошептал:
— Сегодня день нашей свадьбы, любимая. Он только что наступил. Пожалуй, нам стоит выспаться, а потом, когда станет совсем светло, мы выйдем на террасу. Те простыни, что ты заказала у Офелии, атласные с розами, постланы на кровати в нашей с тобой спальне, а вот это твоя ночная рубашка. Она прекрасна, Гален! И ты в ней такая красавица! Я так люблю тебя!
