Время от времени я просыпаюсь из-за того, что он дрожит или особенно громко стонет, а я сплю так глубоко, как никогда не спал за всю свою юную жизнь, но совсем не обделенную сном жизнь. Когда Уорсли будит меня, еще не совсем рассвело. Идет дождь. У входа в грот со свода упало несколько сосулек, и через образовавшиеся дыры свистит ветер. Крин, который стоял вахту вторым, спит, он храпит в объятиях Шеклтона.
— Вы в форме? — спрашивает Уорсли, дружелюбно глядя на меня, и когда я киваю, мы осматриваем Бэйквелла. Он бледен, но он спит, и его лоб прохладен и сух.
В течение трех дней мы покидаем грот лишь для того, чтобы проверить шлюпку или поохотиться. На склоне гнездятся альбатросы, и Шеклтон удается подстрелить птенца, а потом его мать. Птицы оказались такими большими и тяжелыми, что мне кажется, будто я ощипываю ангела. На склонах Крин и Уорсли набрали целый парус травы, которой выстелили дно грота. Я забираю у них пару охапок и варю их вместе с мясом альбатроса. Мы едим и спим, едим, пьем и снова спим. Мы целыми днями едим, пьем, курим, болтаем и спим. На третий вечер нашего пребывания в гроте мы по-прежнему похожи на длинноволосые скелеты. Но Шеклтон, Уорсли, Крин и я уже настолько отдохнули и набрались сил, что можем снять с «Джеймса Кэрда» изготовленные Макнишем надстройку и крышу «каюты». Это необходимая процедура, поскольку они придают шлюпке лишний вес, а Шеклтон решил предоставить нашим раненому и больному лишь еще одну ночь для отдыха, прежде чем мы углубимся еще на десять километров в залив короля Хокона и попытаемся добраться до его оконечности. Согласно навигационной карте, местность там более благоприятна, богата фьордами и достаточно плоскими и ровными пляжами, по которым четыре человека могут тащить волоком лишь более легкую шлюпку. Защищенные от зимних ветров три человека, которые там останутся, должны будут жить под перевернутой вверх дном шлюпкой. Подсчеты, произведенные Уорсли, показывают, что всего лишь пятьдесят пять километров горных хребтов в центральной части острова, на десять меньще, чем от грота, отделяют оконечность залива от китобойных станций в Стромнессе и Хусвике на северном побережье Южной Георгии. Уорсли заявляет при этом, что он моряк, а не альпинист. Он имеет в виду тем самым, что готов остаться с Бэйквеллом и Винсентом. А Шеклтон, Крин и я должны отважиться на переход через горы.
При штормовой погоде с сильним ливнем мы проводим еще один день в гроте, я ставлю Бэйквеллу на руку новую шину и рассказываю ему и Винсенту что-то о возвращении капитана Скотта с Южного полюса — я читал об этом в каких-то книгах. Один из них все время спрашивает, почему Скотт, Бауэре и Уилсон неминуемо должны были умереть — совсем как я когда-то надоедал с тем же вопросом моему брату. Почему им не хватило сил дождаться в палатке окончания урагана? В чем заключалась ошибка? Винсента эти вопросы выводят из себя настолько, что он сердито заползает в спальный мешок. Я не знаю ответа, без книги я не могу ответить. А Крин, которого Скотт раньше отправил назад, и который только поэтому пережил трагедию на полюсе, сейчас прислушивается к моему шепоту, пока я колдую над рукой Бэйквелла. «Ирландский гигант», как называл его Скотт, при свете примуса чинит свои штаны и молчит.
Четыре часа мы плывем в глубь острова. Чем ближе мы подходим к оконечности залива, тем больше птиц видим в небе и на склонах прибрежных скал. Вскоре после полудня мы затаскиваем «Кэрд» на пологий берег, покрытый черным песком и галькой. Рядом устраивается на зимовку колония морских слонов. Они посылают на разведку поближе к нам двух молодых самцов. Слонов так много, что Уорсли, Бэйквелл и Винсент могут вообще не беспокоиться о пропитании и топливе. Если мы трое провалимся в расщелину где-нибудь на леднике, замерзнем или умрем с голоду, они смогут продержаться здесь до весны. Всего двести пятьдесят километров им нужно будет пройти на шлюпке, чтобы добраться до Стромнесса. Спросите себя, сколько народу останется в живых к весне на острове Элефант.
Мы переворачиваем «Джеймса Кэрда» на безопасном расстоянии от линии прилива. Новоявленная деревянная берлога получила плотный фундамент из камней, ковер из травы и стену, которая защищает от ветра. В честь кормилицы из диккенсовского «Дэвида Копперфилда» Уорсли присваивает лагерю название «Дом Пеготти».
Три дня подряд мы не можем отправиться в наш поход из-за тумана, дождя и вьюги. Мы используем это время, чтобы сделать «Дом Пеготти» как можно более комфортным, заложить запасы и еще и еще раз перепроверить снаряжение, которое берем с собой. Чтобы определить маршрут, Шеклтон совершает длительные походы по крутому, покрытому снегом склону на северо-восток, во время которых он все всесторонне обдумывает и, как он сам говорит, ведет беседы с Фрэнком Уайлдом. Он скучает по Уайлду так сильно, что часто, обращаясь к Крину, сам того не замечая, называет его Фрэнком. В нашу седьмую ночь на Южной Георгии, в ночь на семнадцатое мая, на которую Шеклтон назначил начало нашего перехода, он очень неспокоен: вместо того, чтобы спать, он час за часом выдергивал гвозди из ставших ненужными досок шлюпки. Едва мы все проснулись, он просит у меня и Крина наши сапоги и забивает гвозди в каблуки, ровно по восемь штук на каждый сапог.
Шеклтон приходит к соглашению с Крином, что мы выходим следующей ночью независимо от погоды и с исключительно легкой поклажей. Три спальных мешка остаются у Уорсли, Бэйквелла и Винсента. Участники перехода должны в течение трехдневного марша спать по очереди, кто-то один должен бодрствовать и наблюдать за остальными, засыпать ему категорически запрещается. Каждый несет свою часть рациона и сухарей сам. Распределяются примус и топливо на шесть приемов горячего питания, маленькая кастрюлька, коробок спичек, два компаса, бинокль, пятнадцатиметровый трос и ледоруб. Личные вещи брать с собой запрещено.
Шеклтон говорит, что не сделает никаких исключений, и показывает на мое сердце, на рыбку Эннид:
— Это касается также вашего талисмана, Мерс.
Затем он зачитывает, что записал в дневнике Уорсли: «Капитан, сейчас я предприниму попытку достигнуть восточного побережья Южной Георгии, чтобы вызвать и привести сюда помощь. Я перепоручаю вам ответственность за мистера Бэйквелла, мистера Винсента и за вас самого. У вас достаточно тюленьего мяса, которое вы можете дополнить мясом птицы и рыбой, если у вас будет на то желание. У вас остается также двухствольное ружье и пятьдесят патронов. На тот случай, если я не вернусь, я советую вам переждать зиму и плыть к восточному побережью. Маршрут, который я проложил в направлении Стромнесса, ведет на восток от стрелки компаса. Я надеюсь привести помощь в течение нескольких дней. С совершенным почтением, Эрнест Генри Шеклтон».
Еще раз мы с Бэйквеллом заползаем в наш спальный мешок. Около двух часов ночи нас будит Крин. Пока Уорсли разогревает для всех остатки супа из альбатроса, я меняюсь с Бэйки куртками. Он быстро надевает мою и нащупывает на груди рыбку, а потом обнимает меня, насколько это возможно с рукой, к которой привязана шина.
— Раз, два, три, — говорит он и при этом старается выглядеть весело. — Три дня, и все готово. А потом вы вернетесь сюда на катере и заберете нас. Привези мне пива. А теперь исчезни, чтобы я наконец мог прочитать эту писульку!
