— Еще нет, но девушка просыпается.
— Их надо взбодрить. Через четверть часа мы начинаем.
Сен-Себастьян отвернулся, казалось совсем не заботясь, выполнят его повеление или нет. Он был уверен, что выполнят: вокруг узников уже хлопотали.
Боврэ приосанился и, подступив к приятелю, развязно спросил:
— Ты доволен, Клотэр?
Сейчас этот низенький человечек вовсе не выглядел тем франтоватым глупцом, за какового многие его принимали. Облачение из черного шелка переменило шута, в маленьких глазках светились жестокость и злоба.
— Я еще не вкусил ее. Но скоро. Скоро.
— Что насчет Робера? Ты подумал о нем?
— Ну разумеется, я подумал.
Сен-Себастьян рассеянно потеребил пентаграмму.
— Тебе это понравится, мой дорогой.
— Я надеюсь.
Боврэ придвинулся к собеседнику и еле слышно сказал:
— Этот мой племянник — он изрядный осел.
— Мне тоже так кажется, — промолвил Сен-Себастьян, склонив голову набок. — Создается впечатление, что он слишком глуп, чтобы жить.
— Совершенно с вами согласен.
Боврэ поклонился и отошел. Сен-Себастьян повернулся к узникам, которые все еще спали. Он вознамерился выбранить своих подчиненных, но не успел. Несчастных уже поливали водой из кувшина. Девушка всхлипнула, маркиз замычал.
— Ну хорошо, господа. Время не терпит.
Он сделал два шага и хлестко ударил Мадлен по груди, потом, усмехнувшись, отвесил ей пару пощечин. Девушка вскрикнула и открыла глаза. На лице Сен-Себастьяна появилось довольное выражение.
— Да, дорогая моя, — сказал он тихо и вкрадчиво. — Это опять я. Я никуда не ушел, и ты от меня не сбежала.
Мадлен охватил ужасающий холод, способный, казалось, обратить в лед стекающие по ней струйки воды.
— Сен-Жермен, — прошептала она в отчаянии. — О, Сен-Жермен…
Сен-Себастьян изобразил на лице величайшее изумление.
— Ты тоскуешь по этому лживому щеголю? — Он поднял руку и ударил ее по лицу. — Теперь я твой хозяин! И зовут меня Сен-Себастьян.
Барон ущипнул пленницу за сосок, высокомерно выпятил челюсть и неспешно прошествовал к алтарю.
— Он тоже очнулся, — подобострастно хихикая, забормотал Эшил Кресси. — Стоит к нему притронуться, как он тут же шипит. Вот, поглядите!
Он ткнул пленника пальцем.
— Великолепно, Эшил. У вас будет возможность поучить его хорошим манерам.
Барон усмехнулся и возложил свою руку на холодные гениталии узника.
— Как грустно, мой друг, что я не могу предложить тебе одеяло. Но я обещаю, тебя скоро согреют. Не сомневайся и чуточку потерпи.
Он резко сжал пальцы, маркиз заскрипел зубами и плюнул. Сен-Себастьян отшатнулся и раздраженным движением отер со щеки слюну.
— Ты пожалеешь об этом, Робер.
Глава круга повернулся на каблуках и, вскинув руки, обратился к сообщникам.
— Мы собрались здесь с именем сатаны на устах, чтобы провозгласить хвалу силе его и величию. Дабы воссоединиться с повелителем нашим во власти, могуществе и одержимости, мы приносим ему эти жертвы!
— Эти жертвы, — эхом отозвались все.
— Кровь вырождения обагрит твой алтарь!
— Кровь вырождения!
Конечности Мадлен затекли, душа ее обмирала от ужаса. До сих пор мучители только глумились над ней, а к настоящим пыткам еще и не приступали. Неужели прямо сейчас все и начнется? И потом растянется на сорок долгих ночей? Мадлен не могла в это поверить. Кто-то должен прийти, кто-то должен спасти и ее, и отца — она знала, кто это будет. Но она боялась даже мысленно обратиться к нему, чтобы волна отчаяния, охватившая все ее существо, не загасила слабую искру надежды. А жуткое пение становилось все громче.
— Тот, кто предал тебя, лежит пред тобой!
— Лежит пред тобой!
— Он понесет наказание за свое двоедушие! Сен-Себастьян вскинул кривой кинжал, его лезвие мрачно блеснуло.
— Понесет наказание!
Кинжал опустился. Барон точным движением вырезал на груди пленника пентаграмму.
— Он отмечен печатью твоей, сатана!
— Он отмечен!
Вопль торжества заглушил стоны несчастного.
— Ибо сила и власть принадлежат тебе одному!
— Сила и власть!
Медлен затрясла головой, но вопли не умолкали. Она не смела взглянуть на отца, душа ее разрывалась от сострадания.
— Да вострепещет он перед гневом твоим!
— Да вострепещет!
Сен-Себастьян взмахнул ножом и вскинул над головой кровавый трофей — ухо Роббера. Сатанисты завыли. Дикий вой нарастал, как волна, Сен-Себастьян поднес ухо к губам и слизнул с него кровь. Беснующаяся толпа качнулась вперед, она была близка к истерии. Барон знаком призвал всех к молчанию и вновь поднял кинжал.
Однако ожидаемого эффекта не получилось. Он был разрушен сторонним вмешательством.
— Рад, что я вовремя, джентльмены, — с легким пьемонтским акцентом произнес граф Сен-Жермен.
Облегчение, которое испытала Мадлен, ослабило ее так, что она обмякла всем телом и повисла в своих путах. Слезы, ничем уже больше не сдерживаемые, хлынули из глаз девушки, грудь пронзила острая боль, словно в нее вошел кинжал Сен-Себастьяна.
Собравшиеся обернулись, на лице каждого появилось выражение глупого изумления, какое частенько наблюдается у людей, пробудившихся от глубокого сна. Движения многих сделались неуверенными, сатанисты поеживались, переступая с ноги на ногу и опуская глаза.
Воспользовавшись минутой всеобщего замешательства, Сен-Жермен прошел к алтарю. Теперь никто не признал бы в нем недавнего утонченного сибарита, В неспешной походке графа проглядывала стать человека, побывавшего в переделках и готового ко всему. Эту решимость словно бы подтверждали тупоносые простые сапожки, кожаная широкая куртка и русская косоворотка, заправленная в черные бриджи. У него не было ни шпаги, ни иного оружия, и он был один.
Сен-Себастьян встретил незваного гостя яростным взглядом прищуренных глаз. Кивком головы барон повелел своим приспешникам отступить на два шага.
— Князь Ракоци, — прошипел он, — а я все не верил. Я просто вас не узнал…
Сен-Жермен наклонил голову.
— Я говорил вам, что внешность обманчива.
— Но это было лет тридцать назад.
Барон подался вперед, сжимая в руке кинжал.
— Да неужели? Вы можете в том поклясться?
Если граф и подозревал, что ему угрожает опасность, то ничто в его поведении о том не говорило.
