Он поскользнулся на ошметке какой-то тины и чуть не упал.
— Повнимательнее! — рявкнул Сен-Себастьян.
— Он чертовски тяжел, — капризно откликнулся де Ле Радо.
— Тем больше у вас причин смотреть себе под ноги, а не вступать в глупые перепалки!
Де Ле Радо вполголоса выругался, однако ухватил свою ношу покрепче и весь остаток пути угрюмо молчал.
В подземном склепе воздух сделался чище и суше, поскольку Сена была уже далеко. В нишах, вырубленных в каменной толще, валялись частично мумифицированные останки монахов, усопших веков пять назад. Люди, пришедшие сюда после, надругались над ними. Они вырвали из иссохших пальцев распятия, заменив их деревянными фаллосами, и вывели сатанинские знаки на пожелтевших от времени черепах.
Сен-Себастьян поднял факел повыше и быстро прошел через усыпальницу к тяжелой двери в древней стене. Она явно выглядела моложе окружавших ее камней и была сплошь покрыта непристойными барельефами, недвусмысленно сообщавшими, в каких целях использовалось укромное помещение, находившееся за ней.
Заглянув внутрь часовни, Сен-Себастьян облегченно вздохнул и пропустил вперед покряхтывающих от напряжения спутников. Цели они достигли, дальше все обещало пойти как по маслу. Слежки за ними вроде бы не было, да и сюда, кажется, никто посторонний в последнее время проникал.
Сен-Себастьян прошел вглубь часовни, освещая факелом грубые фрески, изображавшие действа, свершаемые приверженцами сатанинского культа над их жертвами. Он улыбнулся, разглядывая какой-то особенно мастерски выписанный фрагмент, затем подошел к алтарю и обратился к угрюмо помалкивавшим мужчинам.
— Вот мы и на месте. Разденьте его и свяжите. Мне не хотелось бы снова его усмирять.
Де Ле Радо, глядя в сторону, раздраженно пробормотал:
— Этим опять займусь, конечно же, я.
Он свирепо посмотрел на алтарь, на Сен-Себастьяна, на недвижного человека, прислоненного к каменной глыбе. Все это как-то не очень сходилось с тем, что ему говорилось. Похоже, и впрямь его дядюшка изрядный враль и дурак. Наобещал с три короба разных разностей. Грандиозные церемонии! Изощренные удовольствия! Абсолютная безнаказанность! Беспредельная власть! А на деле приходится от кого-то таиться, перетаскивать непомерные тяжести, дышать вонью и сыростью да еще пресмыкаться перед лупоглазым бароном, который ведет себя так, словно он король или архангел, а ты — распоследний мужлан. Хуже всего, конечно, эта мерзкая слизь. Прощай атласный камзол, прощайте парчовые туфли и чулки из белого шелка. Де Ле Радо вздохнул и в десятый раз пожалел, что не оделся попроще.
Крякнув, он подхватил со своей стороны тело де Монталье и взгромоздил его на алтарь, утешаясь тем, что и де Кресси вряд ли приходится легче. Вдвоем они принялись совлекать с маркиза одежды, что оказалось, к их удивлению, делом весьма непростым.
Сен-Себастьян тем временем бормотал заклинания, обходя все углы часовни и зажигая светильники и факелы. В подземелье стало гораздо светлее, но освещение было неровным, и роспись на стенах словно бы ожила. Барон усмехнулся, находя этот эффект довольно забавным.
Тут за дверью раздался какой-то шум. Сен-Себастьян прокричал пароль и прислушался. Отзыв был правильным, и барон откинул крючок.
На пороге стоял Жуанпор с Мадлен на руках. За ним в полумраке угадывались другие фигуры.
— Куда мы ее поместим?
Сен-Себастьян окинул безвольное тело изучающим взглядом.
— Думаю, мы должны привязать ее там, где ей все будет видно.
Он подошел к огромному перевернутому распятию, висевшему на стене.
— Оно не очень надежно, — сказал Жуанпор. — Она станет дергаться и может сорваться.
— Пожалуй, вы правы.
Сен-Себастьян еще немного подумал и указал на деревянный тяжелый щит, закрывавший угол, заваленный всяческим хламом.
— Отсюда она сможет беспрепятственно за всем наблюдать, а мы сможем поглядывать на нее. Лучшего, согласитесь, нельзя и придумать.
— Да, дерево прочное, — кивнул Жуанпор. — Отлично. Надеюсь, тут где-нибудь найдутся веревки?
— За алтарем. Возьмите их там.
Жуанпор снова кивнул и пошел к каменной глыбе. Там все еще возились де Ле Радо и Эшил де Кресси, опутывая веревками уже обнаженного пленника. Эшил трудился с прохладицей, игриво похлопывая лежащего, лицо его раскраснелось.
— Мы можем перевязать ему и еще кое-что. Я уверяю, это будет забавно.
Де Ле Радо бросил на сотоварища неприязненный взгляд.
— У вас в голове только похоть. Дело есть дело, ведите себя поскромней.
Де Кресси захихикал. Смех этот сбил с мысли барона, перебиравшего в памяти наиболее трудные заклинания. Раздувая в ярости ноздри, он обернулся.
— Эшил, немедленно замолчите. Иначе я вас прогоню.
Эшил надулся, пожал плечами и неохотно вернулся к работе.
Новый стук в дверь, новый обмен паролями.
На этот раз пришел де Ла Сеньи. Он прищурился, нашарил взглядом Мадлен, усмехнулся и поставил на пол тяжелую сумку.
— Я принес облачения, мой барон. Вам остается только произнести ваше заклятие.
Сен-Себастьян начертил в воздухе пентаграмму и произнес несколько странно звучащих слов. Затем он хлопнул в ладоши и негромко сказал:
— Господа, вы можете переодеться. Позаботьтесь, чтобы на вас не осталось светских вещей.
— Я сейчас.
Де Ла Сеньи шагнул в полумрак боковой ниши и через пару минут выскользнул из него переодетым в облачение круга. Оно напоминало сутану, но чересчур липло к коже и имело глубокий — от шеи и до лодыжек — разрез, открывавший при движениях тело.
— Я отложил ваше платье. То, красное с кружевами. Я правильно поступил?
— Да. И если вы возьмете на себя труд установить этот факел у алтаря, я тоже переоденусь. Браслеты на месте?
— Два серебряных и один из черного стекла. Они завернуты, как вы повелели.
— Рад слышать. Вам это зачтется.
Де Ла Сеньи усмехнулся.
— Меня сейчас манит только одно. Могу я надеяться на какие-то льготы?
Он небрежным кивком указал на Мадлен, притянутую веревками к доскам.
— Возможно. Раз Тит мертв, это вполне возможно.
Сен-Себастьян величаво кивнул и зашагал к нише.
Когда он вернулся, все члены круга уже ожидали его. Только подвыпивший Шатороз все еще продолжал возиться с одеждой.
— Узники пробудились?
Барон прошел к алтарю. Теперь он был просто великолепен. Полураспахнутый красный шелк облачения открывал взорам собравшихся стройное, мускулистое тело атлета, почти не затронутое годами. Властность, являвшаяся его главной чертой, вышла сейчас на передний план, ибо ее уже не скрадывал лоск светского одеяния. На груди главы сатанинского круга поблескивали зловещие символы: пентаграмма и перевернутый крест.
