не выкрошилась. По Норушкинским меркам – роскошь.
В кино Санька видел, что у всяких американцев подпол – обычное жилое помещение. Прачечная, мастерская, даже биллиардная комната. Но Норушка не Америка. И потому биллиарда внизу не было. И прачечной не было. И даже стеллажей для банок и ящиков для картошки. Вообще ничего не было, пустой, просторный и непонятный подпол.
– Да, – протянул Пирог, – сознаюсь, тоже чувствую себя полной дубиной. Ничегошеньки не понимаю. За исключением одного: Малков – не совсем тот, за кого он себя выдает.
– Главное-то ты понял. А я… – Корнейка вздохнул, и стал идти вдоль стены.
– Дверь потайную ищешь?
– Ага, – уныло кивнул Корнейка. – Только не потайную, а обыкновенную.
Он ее и нашел. Дверь деревянная, похоже, дубовая. Но раскрашена под кирпич, и раскрашена очень умело.
– Куда ж она ведет?
– Не откроешь не узнаешь.
Ручки у двери не было, и Корнейка ее просто толкнул. Толкнул несильно, едва, но она открылась.
Перед ними оказалась ещё одна лестница, на этот раз каменная.
– Подпол в подполе! – зашелся в восхищении Пирог. – Пойдем дальше?
– Пойдем, спрячем гордость в карман и пойдем.
– Гордость? – удивился Пирог.
– Именно. От нас не запираются, но и не зовут. Приходите уж, если вам приспичило. А нам приспичило.
– Один только вопрос. Он, Малков, случайно не агент жучар? Или даже сам – не жучара?
– Эх, друг Пирог, ошибившись раз, начинаешь во всем сомневаться. Но с жучарами Малков никак не связан.
– Уже легче.
Они шли вниз по прямой лестнице. Спустились ещё на пятнадцать метров и оказались перед новой дверью. Почему-то подумалось – последней. Наверное, просто от избытка дверей.
Корнейка толкнул и ее. И она, как и все остальные, оказалась не запертой.
Теперь они оказались в зале – круглом, с потолком-полусферой. Стены – геометрическая мозаика, потолок голубой. Сам потолок светился, или специальные невидимые лампы его подсвечивали, но в зале было – как на рассвете за пять минут до восхода солнца. И воздух – бодрящий, свежий, хотя свежесть немного напоминала ту, которая из стирального порошка. Искусственную. Но очень умело сделанную.
Пол же не кафельный, не каменный, а мраморный.
Просто московское метро, которого Санька тоже не видел, но читал в старой книжке с цветными картинками.
– Палаты…– протянул Пирог. – Похоже, здесь когда-то убежище сделали тайное, на случай атомной войны.
– Это в девятьсот втором году-то? – возразил Санька.
– В девятьсот втором какой-нибудь богатый купец, банкир или даже инженер построил здесь загородный дом. С хорошим подвалом. Но деревянный.
– А почему деревянный?
– Потому что сгорел дотла. В пятом году, в семнадцатом – в революцию, одним словом. Дом сгорел, а подвал остался. А потом над подвалом поставили дом попроще, чтобы с воздуха казалось – обычное жилье обычных людей. А под подвалом устроили убежище: вот этот зал и, наверное, множество других отсеков – узлы связи, кабинеты, комнаты отдыха, все, что полагается в убежище типа «Вольфшансе».
– «Вольфшансе»?
– Для высших чинов.
– Но у нас немцев не было.
– Для наших высших чинов. На всякий случай. Их, убежищ, может, пятьдесят по стране, или пятьсот. Сила убежища, она не только в глубине, но и в тайне. А Малков – комендант убежища. Присматривает.
– Как же его, убежище, построили, что в Норушке никто ничего не заметил?
– Сумели. Вон, в пятьдесят пятом элеватор строили. Большой элеватор. Котлован вырыли, забором обнесли. А оттуда – тоннель под этот дом.
– Какой элеватор? Не у нас никакого элеватора!
– То-то и оно А строили, отец точно знает. Он газеты поднимал, у стариков спрашивал. Строили москвичи, строили быстро, в три смены, а потом быстро и прекратили. Объяснили, что время неподходящее, важнее сначала целину освоить. И уехали на целину.
А вдруг так и было?
– Но зал-то видишь, вот он, перед тобой. И потом, главное: перед отъездом они котлован закопали, все за собой прибрали, будто и следа работы не было. Видел ты когда-нибудь таких строителей?
Санька ещё раз осмотрел зал.
– Я вообще-то мало чего видел, но чтобы так строили – полвека прошло, а все, как новенькое… Действительно, какие-то особенные строители.
Говорить они говорили, но не стояли, а ходили по кругу. Очередную дверь искали. Но не нашли.
Корнейка, впрочем, не искал. Стоял в центре, слушал разговоры Саньки и
Пирога, и молчал. Санька и говорил-то больше обычного, чтобы этого молчания не слышать.
– Ох, опоздал извините великодушно, – раздался голос Малкова.
Все повернулись.
В стене, минуту назад которую Пирог с Санькой осмотрели со всем усердием, вдруг оказался круглый ход, ведущий куда-то в полумрак. А из полумрака вышел Малков.
Вышел, и ход закрылся.
– Я нарочно позвал вас сюда таким необычным способом.
– Позвали? – удивился Пирог.
– Но вы же пришли… Не хотел рисковать, привлекать внимания инсектоидов, встречаясь наверху. Здесь же, будьте совершенно уверены, инсектоиды нас не видят и не слышат никаким способом.
– Значит, вы про жучар… про инсектоидов то есть, знаете? – продолжил Пирог.
– Знаю. Хотел бы никогда ничего не знать, но увы…
– Знаете. И что дальше?
Санька стоял рядом с Пирогом, готовый в любой момент вступить в разговор. Корнейка молчит, значит, говорят они.
– Мне бы тоже хотелось знать, что дальше, – развел руками Малков. – То, что вам удалось запечатать чашу, я узнал буквально несколько минут назад – оттого, кстати, и задержался. Но ведь этого может и не хватить. Скажу определеннее: этого наверное не хватит, чтобы ограничить активность инсектоидов.
– Положим, вы правы, – наконец, вступил в разговор Корнейка. – Что из этого следует?
– Поскольку запечатывали чашу вы, и поскольку при этом вам удалось – скажем так, сделать один глоток, – то Сила сейчас с вами.
– Положим, вы опять правы. И опять – что из этого следует?
– У Звездного Лицея с Навь-Городом отношения нейтральные, я бы сказал – дружески-нейтральные.
– Я бы тоже сказал, но не получается, – ответил Корнейка. – Дружества маловато, вы не находите?
– Ну, почему же… – смутился Малков, но смутился нарочито, и Санька видел, что в душе тот доволен. – Со мной вы хранили инкогнито, почему же я должен был вести себя иначе?
– Да причем здесь я? Что делал Навь-Город, когда Инсектоиды заявились в этот район? Наблюдал, и только. А они могли овладеть Чашей, и близки к тому, чтобы организовать здесь свою кладку.
– Чашей они не овладели. И даже если бы вы опоздали, они бы ей все равно не овладели. А кладка… Согласно Договору Четырех, Навь-Город не может наносить упреждающие удары на поверхности Земли. Только в ответ на нападение. Нет кладки – нет нападения. Будет кладка
