левому борту, смяв по пути гнома. От него осталось только переломанное тело и лужа крови. Хорошо хоть игрок исчез, продемонстрировав то, что у него имелась ещё как минимум одна жизнь. А вот аркбалиста пробила борт и полетела вниз, куда, собственно, стремительно падал и весь корабль.
В эти секунды я ощущал себя на месте экипажа «Погибели тёмных», когда те так же неумолимо приближались к убийственно твёрдой горной поверхности. Крайне неприятное чувство — словно тебя выворачивают наизнанку, а поток воздуха пытается выдуть твой мозг и выдавить глаза. Да ещё и в животе появилась какая-то пустота. В общем, мне надо было скорее всё это заканчивать. Где там Искра с метлой? Я пробежался замутнённым слезами взглядом по усеянной обломками палубе и нашёл ведьму. Она без движения лежала возле перевёрнутой бочки. Твою мать! Кажись, девица обо что-то ударилась головой и потеряла сознание! Чёрт! Чёрт! Чёрт! Вот она эгоистка! Помрёт без ужаса и страха, а я должен буду пережить все прелести крушения! Но мы, провинциалы, так легко не сдаёмся!
Я пополз к девушке, слыша свист ветра, крики игроков, доносящиеся с других кораблей, и взрывы горшков с зажигательной смесью, из-за горения которой и так тёмное небо заволокло густым дымом. И теперь было непонятно — кто побеждает? Наши аль враги? Сражение разделилось на отдельные бои, а о башне, по-моему, всё забыли. Да и стоит ли её атаковать, пока не уничтожены воздушные силы объединившихся противников? Нам ведь явно противостоит не только клан Петра, но и ещё кто-то, скорее всего, Павел.
Но мне в данную минуту надо было думать не о врагах и башне, а том, как выжить, а для этого надо скорейшим образом привести в чувство Искру, чтобы она вызвала спасательную метлу. Да только в этот миг наш корабль немного накренился, и тело девушки заскользило прочь от меня, к корме.
Я не выдержал и в голос яростно заорал, чувствуя, как ветер вколачивает слова обратно в глотку:
— Что же, сука, мне так не везёт!!!
И в эту секунду, будто кто-то услышал мой крик, и решил помочь. Судно вдруг резко замедлило падение, из-за чего меня вдавило в доски, и воздух со свистом вылетел изо всех отверстий. В голове же возникла мысль, что это капитан играется с судном. Наверное, он сперва приказал вырубить систему, которая удерживала корабль в воздухе, чтобы избежать удара вражеского тарана, а теперь снова врубил её, дабы не рухнуть на землю. Вот только судно продолжало медленно лететь к горам. Кажется, оно получило слишком много повреждений и не могло нормально держаться в воздухе, а без мачты и управлялось плохо. Но всё же мы теперь не разобьёмся. У меня от этой мысли, едва не брызнули из глаз слёзы счастья. Да только я рано радовался.
Неожиданно раздался азартный крик капитана:
— Идём, млять, на таран!
— Идём, млять, на таран! — хрипло вторил ему Сей, держащийся за огрызок мачты, который торчал из палубы, будто обломанный зуб.
— Идём, млять, на таран! — заорал кто-то ещё звонким голосом.
— Да вы охренели?! — взвизгнул я. Но мой крик потонул в хоре разгорячённых выкриков, которые поддерживали решение капитана и десятника. И никто даже не задался вопросом — а кого решил таранить капитан, возомнивший себя вторым Талалихиным, который совершил первый ночной таран? Похоже, тёмных игроков, охваченных горячкой боя, совсем не интересовал этот вопрос. А вот я принялся лихорадочно глядеть по сторонам и спустя пару секунд понял, что корабль летит точно в вершину башни, где стояли защитные орудия светлых. Вот кого капитан решил натянуть на киль по самые уши. А там, на башне, поняли намерения смелого капитана и перенесли весь огонь на наш израненный корабль, от которого прямо в воздухе отваливались куски обшивки, точно мы летели на самолёте авиакомпании «Победа».
В следующий миг мимо нашего судна засвистели стрелы и горшки. Многие из них попадали в цель, и кое-где вспыхнула зажигательная смесь, а нос корабля стал похож на жопу ёжика, настолько густо из него торчали громадные стрелы.
Но всё же наш кораблик каким-то чудом дотянул до башни и с громоподобным треском, по касательной, плюхнулось на неё, а потом, увлекаемый инерцией, заскользил к другому краю крыши, раздирая брюхо, давя светлых и ломая вражеские стреломёты и катапульты.
Я же тупо сжался в комок, закрыл голову руками и отчаянно надеялся на то, что корабль не переползёт через всю крышу и не рухнет с башни. И судно словно послушалось меня. Оно врезалось в парапет, сломало его, продвинулось ещё пару метров и остановилось, опасно балансируя на краю башни. У меня в этот момент сердце перестало биться. А выживший Сей громко заорал, перекрывая крики раненых светлых:
— Никому не двигаться! Всем оставаться на местах! И не дышать… и не пердеть! А теперь те, кто ближе к корме, тихонечко, как сука мышки, пискнете…
Несколько человек, включая меня, робко подали голос, после чего орк приказал нам медленно ползти к корме и там замереть. Мы ловко проделали это. А я не только добрался до кормы, но и по пути прихватил с собой тело ведьмы, которая вроде бы начала приходить в себя.
Дальше Сей скомандовал тем игрокам, которые оказались посередине палубы, ползти к нам. Они так же ловко справились с поставленной задачей. А вскоре к нам добрались и те тёмные, которые оказались ближе к носу. В итоге мы все очутились на корме, где орк пересчитал нас и сообщил, что от команды осталось восемнадцать игроков и одна мышь, которая раздумчиво выглядывала из покосившейся палубной надстройки. Мы все нервно хихикнули, кроме ведьмы, которая с болезненной гримасой на лице держалась за голову, а затем синхронно спрыгнули с корабля. Он тут же перевалился через край и рухнул на землю, где превратился в груду обломков.
И его смерть будто послужила сигналом для атаки светлых, которые до этого события метались между уцелевших орудий, коих осталось около половины. Но вот теперь защитники башни собрались в группу, насчитывающую почти три десятка рыл, и с дикими криками ломанулись на нас.
Я тотчас с неприятным холодком, пробежавшим вдоль позвоночника, обратил внимание на то, что с ними бежали четыре питомца: метровый паук, белый медведь, который, наверное, весил килограммов сто, двухметровая крыса и неведомая зверушка, похожая на лохматого бульдога с пятью ногами, четыре из коих у него были своими, а вот пятая — человеческая. Питомец сжимал
