– Она приняла его? – Норристон с любопытством взглянул на сына.
– Пока нет.
– У тебя есть надежда?
– Да, я очень надеюсь.
Какое-то время отец обдумывал его слова, потом сказал:
– Полагаю, это был бы весьма удачный союз.
– Я тоже так думаю.
– Конечно, ее семья… – Граф развел руками. – И какие-то странные события… Я слышал, ее сестра недавно вышла замуж за адвоката. Никогда не любил первого мужа Пенелопы. Мне казалось, в этом человеке было что-то… нездоровое. А вот жена Леклера… Впрочем, все знают, что их состояние – от торговли. Все целиком. Что же касается леди Марденфорд, то мне кажется, что она очень честная и порядочная женщина. К тому же очень красива…
Натаниел не перебивал отца, хотя догадывался, куда вела извилистая тропа его красноречия. Наконец, не выдержав, заявил:
– Сэр, должен предупредить вас, что я не желаю становиться епископом.
Норристон приподнял, брови, потом со вздохом заметил:
– Если так, то я весьма огорчен. К тому же леди Марденфорд… Полагаю, она была бы очень полезным союзником. – Граф пожал плечами. – Но если она готова смириться с тем, что ты адвокат, то и мне придется смириться.
Капитуляция отца была столь неожиданной, что у Натаниела невольно зародились подозрения. Он внимательно посмотрел на графа, потом спросил:
– Неужели вы действительно одобряете этот брак?
Отец снова пожал плечами:
– А почему бы и нет? Полагаю, она будет тебе хорошей женой. Только я очень боюсь, что она со временем разочаруется в тебе. Все-таки адвокат не самый лучший супруг для настоящей леди. Именно поэтому я…
Граф внезапно умолк и обвел взглядом комнату; при этом у него был вид человека, сказавшего все, что он собирался сказать.
Натаниел вопросительно поглядывал на отца, но тот довольно долго молчал. Наконец вдруг улыбнулся и вновь заговорил:
– Послушай, Нат, у меня на тебя виды. На сей раз Кентербери. Мне очень неприятна твоя известность защитника в судах, это правда. Не стоит тебе выступать в Олд-Бейли. Я понимаю, ты делаешь это не из гордости и не ради славы. Мне понятно, почему ты это делаешь, понятны твои чувства и мотивы. Я знаю, что ты человек чести и правдоискатель. Более того, ты человек принципов. Именно поэтому я и решил, что из тебя получится хороший епископ.
Натаниел встал и в волнении прошелся по комнате. Слова отца глубоко тронули его. И он вдруг понял, что они с отцом в чем-то очень похожи, хотя, казалось бы, были совершенно чужими друг другу.
Какое-то время Натаниел смотрел в темноту за окном. Наконец, обернувшись, проговорил:
– К сожалению, принципы иногда превращаются в оковы. А знание правды может иметь разрушительную силу.
После его слов в комнате снова воцарилось молчание. Прошло минут пять, прежде чем отец спросил:
– Что тебя тревожит?
– Я не сумею объяснить. А если вы когда-нибудь узнаете об этом, то вместе со всем Лондоном.
И опять тишина. Казалось, граф напряженно обдумывал загадочное заявление сына, подбирая слова для ответа.
– Видишь ли, Нат, есть правда, которую лучше скрывать от мира. Хотя я прекрасно понимаю, что это не совсем честно.
Натаниел пожал плечами:
– Почему же нечестно? Мне так не кажется.
– Лучше, чтобы об этом знали или нет? Вот в чем вопрос. И ответить на него не так-то просто.
«Да, действительно нелегко», – мысленно согласился Натаниел.
– Похоже, я не очень-то помог тебе, – добавил граф со вздохом.
– Напротив, вы очень помогли мне. Марденфорд удивится, узнав об этом, и тогда…
Отец прервал его взмахом руки.
– Несомненно, он ожидал, что это известие ошеломит меня. Возможно, он думал, что я буду угрожать тебе, скажу, что могу лишить тебя содержания. Маленький лесной грызун.
– Нет, не грызун, а близкий родственник – крыса.
Норристон поднялся с кресла.
– Ты одет для выхода, а я задерживаю тебя. Моя реакция на заявление этого… грызуна, наверное, очень его разочарует. Я давно восхищаюсь леди Марденфорд и думаю, что она прекрасно подойдет тебе. Она добра и весьма неглупа. Я пришел, чтобы сказать тебе: если ты женишься на этой леди, я передам тебе поместье. Я не могу допустить, чтобы ты пришел к ней… почти нищим. С моей стороны это было бы слишком жестоко.
– Вы проявляете щедрость, отец. А если леди откажет мне?
– Советую тебе вести себя так, чтобы она не сделала этого, – с усмешкой ответил Норристон.
– Бьянка разговаривала с няней Амброуза в парке, – сообщила Шарлотта, раздевшись. – Она собирается уговорить девушку, чтобы та позволила мне повидаться с ним на днях. Няня говорит, что Джеймс не навещает мальчика и не играет с ним.
– Он никогда не проводил время с сыном, дорогая. Он проводил время с тобой. Амброуз был всего лишь предлогом.
Натаниел, похоже, был прав, и это ее огорчило. Это была еще одна причина прибегнуть к хитрости, чтобы повидать ребенка. Они с Бьянкой провели вместе полдня, составляя планы, как это сделать. Безразличие, проявленное Джеймсом к сыну, помогало осуществлению их плана.
Она сняла и отбросила чулочки и приблизилась к ванне. Натаниел, уже находившийся в ней, походил на речное божество. Он занимал почти все место, но оставалось местечко и для нее – в его объятиях.
Натаниел наблюдал, как она шла к нему. Его взгляд, казалось, обжигал ее, словно сотни крошечных искорок. Ее любовь так же воспламенилась, как это случалось всегда, когда Шарлотта видела страсть в его глазах.
– У тебя самые услужливые слуги, – сказал он, помогая ей ступить в ванну. Его руки направляли ее так, чтобы она легла поверх него – макушка на его плече, спина вдоль его тела. Он освободил место для ее ног между своими согнутыми коленями.
– Моя сестра хорошо воспитала их.
Огонь в камине согревал их в теплой ванне. Дом был небольшим и не имел гардеробной. Этот маленький ритуал проходил в ее спальне.
Она попросила приготовить ванну, когда увидела, в каком состоянии Натаниел прибыл на обед. Сегодня вечером он казался очень рассеянным и был напряжен, словно сжатая пружина. Шарлотта не могла решить для себя, нравилось ли ей это состояние задумчивости, одолевавшее его в их предыдущие встречи. Глубокие размышления немедленно исчезали в: ее присутствии. Но кипучая энергия, казалось, охватывала его все больше и больше.
Она обняла его сейчас так же уверенно, как его руки скрестились у нее на груди. Он потянулся за губкой и начал водить ею по телу, одновременно моя и возбуждая ее
