чуть не обосрался, когда с девятого скатился на двадцатое! – кивает Каша. – Прикиньте, эти муда… кхм, умники просто впихнули к нам десять льготников, и – хоба! – вместо двадцати пяти стало пятнадцать бюджетных мест! Мы охре… кхм, удивились. Мы удивились.
Главный шок этого лета – Каша пошел на бизнес-информатику в ИТМО. Я-то была на сто, нет, на сто тысяч процентов уверена, что он выберет что-нибудь творческое до безобразия! И еще – что мы с ним всегда будем рядом. Вообще все-все мы.
И выходит, везде ошибалась.
Лера и Андрей, склонившись друг к другу, вспоминают творческий конкурс во ВГИКе. Они готовились вместе и поступили тоже вдвоем. Расхохотавшись над чем-то, чего я не знаю, Лера хватает Андрея за руку. Оксана возмущенно кивает, слушая Кашу, а я…
…я остаюсь за бортом.
Барахтаюсь в ледяной воде и смотрю, как их корабль на всех парусах несется вперед, оставляя меня позади. И только море шумит внутри и снаружи.
Ш-ш-ш…
Ш-ш-ш…
Ш-ш-ш…
– Может, твои все-таки найдут деньги? – Оксана кладет голову мне на плечо и смотрит с таким сочувствием, что я почти хочу ее ударить. – Там же наверняка есть рассрочка или что-то такое. Ты, кстати, вообще им звонила? Хотя бы маме.
Я качаю головой.
– Даже если бы нашли… – Голос не слушается. Скрипит и ломается, будто сухая трава. – Я не поставила галочку на сайте, когда подавала документы. Там, где спрашивали, рассматриваю ли я поступление на платное отделение в случае, если не пройду на бюджет. Я-то была уверена, что пройду…
– Ну и ладно, что такого? – Оксана шутливо бодает меня в плечо головой. – Просто подготовишься и попробуешь снова на будущий год! А пока будем вместе, как раньше. Не то что эти предатели! – Она корчит рожу и обвиняюще тычет пальцем в ребят.
Сглотнув комок в горле, отворачиваюсь к окну. Оксана единственная, кто подавал документы в наш местный вуз – она поступила на педагогический и ждет не дождется, когда станет копией Тора. Будет учить идиотов детишек всяким «жи-ши».
– Пойду принесу нам перекусить, – мямлю я.
Слезы снова кипят на ресницах. Мы останемся рядом, но так, как раньше, не будет, я это уже поняла. Им вчетвером всегда теперь будет что обсудить: экзамены, общага, преподы, тусовки… А мне всегда будет нечего им рассказать.
Вот как сейчас.
Я неловко поднимаюсь с дивана и на деревянных ногах иду на кухню.
– Забей, нищебродка! – Лера пренебрежительно машет ладонью. – Я заказала нам пиццу.
Я почти ненавижу ее за эти слова. Злоба просто вспыхивает внутри, будто кто-то чиркнул спичкой о сердце. Я стискиваю зубы, чтобы не сболтнуть того, о чем пожалею. Она просто такая. Она не со зла.
– Ты в порядке? – тихо спрашивает Андрей.
Я и не заметила, что все замолчали и уставились на меня. Лучше бы они не приходили. Лучше бы оставили меня в покое!
– Да, – говорю я отрывисто. И конечно же, вру.
Все говорили, что надо просто постараться и хорошо сдать экзамены.
Но никто не сказал, что все, что начинается со слова «просто» на самом деле и есть самое сложное.
Я ставлю чайник, чтобы чем-то занять беспокойные руки. Не думаю, что хоть кому-то сейчас нужен кипяток, в такую жару чай пьют только извращенцы. И мазохисты. И еще моя мама, которая убеждена, что клин клином вышибают. Окна раскрыты настежь, и воздух лениво переваливается через подоконник – плотный, душный, тяжелый. Это уже не жара, а самое настоящее марево, так что есть надежда на дождь.
Есть надежда.
Я смаргиваю слезы. Хлопаю шкафчиками в поисках каких-нибудь закусок, но нахожу только пачку крекеров с сыром. Кажется, ту самую, которую оставила здесь, когда ночевала у папы неделю назад. Ну, выбирать особо не приходится. Я вытряхиваю обломки крекеров в суповую тарелку и стискиваю ее обеими руками. Никак не могу заставить себя вернуться обратно. Каша и Андрей о чем-то спорят. Лера кричит, чтобы они заткнулись, а Оксана со смехом изображает ведущую боксерского поединка. «В правом углу… горячий парень… в левом углу…» – доносится до меня.
Мои лучшие друзья.
Самые близкие люди!
Я оставляю тарелку на кухонном столе и потихоньку выскальзываю из квартиры. Хочу выйти на подъездный балкон и немного побыть в одиночестве. Сделать глубокий вдох без страха увидеть еще хотя бы один переполненный жалостью взгляд. Или еще одну ободряющую улыбку. Даже не знаю, что хуже.
Толкаю дверь на балкон.
Забавно, но я вообще не думаю о том, что моему будущему как бы крышка. Только о том, как, должно быть, им всем неловко и стыдно. Как они во мне разочарованы.
Морщусь от запаха мусоропровода и…
Упс.
Я на балконе не одна. Высокий парень с угрюмым профилем поворачивается на звук хлопнувшей двери. На нем желтые кепка и футболка-поло, а у ног стоит огромная квадратная сумка того же ядовитого цвета.
– Пиццу заказывали? – Он глубоко затягивается сигаретой и сдвигает кепку на затылок. Я вижу шрам над его бровью – молния, прямо как у Гарри Поттера, – и знаю, что проклятье Темного Лорда тут ни при чем. Это отец ударил его по голове утюгом. Давно, еще в детстве.
– А что так долго, молодой человек? Остыла небось. – Я чопорно поджимаю губы.
– Можешь снять мне звезду.
Мы обмениваемся кривыми улыбками и, наконец, обнимаемся. Крепко. Это же Егор! Честно, я даже не знаю, как вышло так, что мы стали друзьями. Или кем-то вроде того, потому что Андрей до сих пор говорит, что мы дружим как люди, которые вообще ни разу не видели друзей. Ну и ладно, пусть так. Мы сами изобрели свою дружбу – такую, какая нужна нам обоим. Мы не лезем друг к другу с советами и вообще в основном все время молчим. Много ходим пешком, много слушаем музыку (каждый свою), много рисуем…
Мы просто есть друг у друга, и от этого легче дышать.
Я только однажды, увидев новый рисунок Егора, сказала, что он слишком талантлив, чтоб забивать на учебу. Я даже составила и распечатала список вузов с худфаком, куда он мог бы подать документы. Егор сделал из него самолетик и запустил с балкона. А когда тот спикировал на какого-то лысого мужика, гулявшего с собакой, сказал, что, если ему вдруг понадобится совет, он спросит у кого-нибудь умного.
Я намек поняла.
Он не стал никуда поступать. Начал работать сразу после экзаменов, да и школу-то окончил только потому, что мы с Оксаной сдали за него тонну рефератов и придумали тысячу и
