к ней на помощь. Все восхищенно наблюдали за танцем знаков силы. Они не пульсировали, даже до начального ранга было пока далеко. Кружились в солнечном свете и разрастались.
Символы росли до тех пор, пока не заняли всё место до потолка. И уже после этого взорвались и осыпались искрами на пол.
Мощный потенциал и самый редкий дар.
Цесаревич же, казалось, не видел ничего вокруг. Он глядел в своё отражение. Напряженно и испуганно. Всего миг, прежде чем зал наполнился радостными криками и аплодисментами. Прежде чем отец подбежал к нему и крепко обнял.
И я пожалуй знал, чего он испугался. Сумасшествия — его прочили многим универсалам. Мальчик уже ощутил свой дар, ещё до проверки. И теперь его опасения смотрели на него из зеркала.
Но это ерунда. Я не верил, что знания о правильном развитии таких редких магах были утеряны. А если и так, то я найду способ донести их до цесаревича. Времени для этого полно, дар не пробудился в полную силу.
Все ликовали и я тоже, внутри нарастало какое-то особенное чувство гордости. Потомок одного из сильнейших людей и моего близкого друга, тоже станет великим! Видел бы это Петр...
А ещё по залу прошлась волна облегчения. Эмоции людей переполняли помещение, никто и не собирался их скрывать.
— Благодарю, господа! — провозгласил император и повел сына к выходу. крепко обнимая за плечи.
Высокие гости покинули зал, прихватив с собой по-прежнему бездыханную даму.
Я смотрел им вслед и улыбался.
Баталов подошел ко мне и внимательно посмотрел, сверля своим странным взглядом. Считывал, насколько я искренен. Машинально или нет, мне было плевать — я действительно был рад.
Всё складывалось со всех сторон удачно. Работа сделана более чем хорошо. Проверка пройдена более чем показательно. Цесаревич спасен, император доволен, а день обещал быть теплым и солнечным.
Сейчас бы устроить царский завтрак и всё, жизнь однозначно удалась.
— Спасибо вам, Александр Лукич, — Баталов протянул мне руку и пожал так крепко, что хрустнуло. — Мне кажется, я снова у вас в долгу.
Это было получше любой благодарности. Но я скромно промолчал и уважительно кивнул. Слова сказаны, а это многое значит. Начальник тайной канцелярии тоже удалился, прихватив с собой теневика.
Следующим подошел Левандовский. Князь немного помялся и через силу сказал:
— Ваше сиятельство, я был бы очень рад вашему участию в образовательном процессе... Думаю, вы могли бы дать этим остолопам-студентам весьма ценные практические знания.
Удивление я скрывать не стал. Как и взгляда в сторону ректора. Неужели он сумел так надавать на князя?
— Это моя личная инициатива, — слегка обиженно сказал Левандовский, заметив мой взгляд. — Вы подумайте, Александр Лукич. Хотя бы в качестве приглашенного преподавателя. На те темы, которые вам самому будут интересны.
— Благодарю, — поборов шок, вежливо ответил я. — Я подумаю, Аркадий Власович.
Заведующий кафедры отошел, но пиршество снова отложилось. Теперь приблизился ректор. Темные круги и воспаленные глаза говорили о том, что управляющий академией ещё не спал.
Ряпушкин мою руку тряс долго и остервенело. Кажется, первый раз за всю жизнь он дал волю эмоциям. Сбивчиво объяснил, что уже побывал на допросе, но был отпущен с миром. Как и его сын. И в курсе, что это моя заслуга.
Уж не знаю, что ему наговорил Казаринов. Надеялся только, что теневик не перестарался.
Впрочем, благодарный ректор императорской академии мне был полезнее, чем отправленный в острог. Мне ещё Тимофея на учебу устраивать.
Драговит Ижеславович в подтверждение своей признательности сразу же подписал все бумаги об успешном исполнении нашего договора. Не глядя подмахнул распоряжение о премии и отправил всё в банк и юристу.
Когда я уходил, ректор с князем дружески хохотали и договаривались о том, в какой ресторан отправятся отмечать.
Уже по пути домой я получил два сообщения. Первое короткое от Головина: «Ну ты даешь! Буду вечером, всё расскажешь!». Второе было уведомлением от банка. На счет поступили деньги. Вот только больше, чем указано в договоре. Не успел я приятно удивиться скорости и щедрости ректора, как увидел отправителя приписку.
Это был не Ряпушкин. Гильдия ресурсов, что бы это ни значило. С однозначно трактуемым сообщением: «Империя вас не забудет».
Я откинул голову назад и рассмеялся. Всё таки можно иметь дело с тайной канцелярией...
Автомобиль мчался по пробуждающемуся городу, солнце слепило и грело, а я продолжал смеяться, не обращая внимания на косые взгляды водителя.
Вот теперь можно хорошенько отметить!
Глава 28
Несмотря на ранний час, особняк уже не спал.
Из распахнутых окон доносился самый разнообразный шум. В гостиной патриарх ворчал на кого-то, на кухне звенела посуда, а Прохор напевал песню. За домом кололи дрова — монотонные удары и треск дерева едва пробивался через стук молотков. Даже бригада Емельянова уже трудилась, завершала крышу оранжереи.
Со стороны яблоневого сада раздавался приглушенный женский смех — и природницы сегодня начали пораньше.
Ну прямо все при деле, а я как раз собрался отдыхать.
Я отправился за кофе и с чашкой волшебного напитка навестил Луку Ивановича. Препирался он с духом предка. На этот раз причиной горячего спора стал... навоз.
— А я говорю, нужно взять несколько кубов! — убеждал призрак, от переизбытка эмоций вернувшийся к своему крестьянскому образу. — До осени приберечь, оно там отлежится, а потом...
— Оно! — дед уже был красным и с растрепанной прической. — Говно, Митрофан Аникеевич, уж простите. Но называйте вещи своими именами! Никакого говна на моей земле не будет!
— Это моя земля! — дух угрожающе потряс граблями. — Я её своими руками возделывал. И знаю, что говорю — навоз нужен!
Столь животрепещущий и важный разговор прерывать мне совершенно не хотелось. Но скрыться незаметно я не успел. Оба предка увидели меня и, конечно же, выбрали арбитром.
— Скажи ему, Александр, — дед подхватил меня под локоть, видимо чтобы я не сбежал. — А то застрял в своем дремучем столетии.
Подобные вопросы я никогда не решал, но попытался воззвать к логике.
— У нас же в саду две прекрасные природницы работают, Митрофан Аникеевич. К чему дополнительные меры? Тем более такие, кхм, ароматные.
— Вот вы все молодые на одну магию полагаетесь, — чуть подуспокоился призрак, на меня он вопить опасался — всё же я и эфиром приложить мог. — В наши времена природников наперечет было. Надеяться
