что-то грозило, и теперь его тоже нет на свете?
— Ковар, ты слышишь меня? — пробился сквозь эти мысли дрожащий голос Греты. — Расскажи, чего ещё хочет от тебя этот кровопийца. Давай подумаем вместе, что можно сделать. Потерять ещё и тебя я не в силах, слышишь?
И тут пружина в груди начала раскручиваться. Он был не один, и пока рядом оставалась Грета, в жизни был смысл. Он должен был спасти хотя бы её — ради мастера Джереона и чтобы не утратить веру в самого себя.
— Не бойся, — сказал он Грете, нежно заправляя выбившийся завиток ей за ухо и утирая дорожки слёз. — Обещаю, я не опущу руки, что-то да придумаем. Но ты ведь, бедная, едва на ногах стоишь! Иди-ка приляг, отдохни. А ела когда в последний раз? Не тревожься, я сам всё приготовлю. Ну, ну, не плачь!..
Глава 32. Настоящее. О том, как искали Каверзу и кое-кого потеряли
И всё-таки Хитринка позорно разревелась.
Они миновали уже опасный участок, и фургон притормозил на секунду. Этого хватило, чтобы Прохвост перебрался в кузов. Он кое-как прикрыл дверцы — волк, как оказалось, погнул их при последнем прыжке, — разжёг светляка и попытался успокоить сестру. Но куда там, слёзы лились, как из грозовой тучи, хотя Хитринка и сама рада бы остановиться.
— Всё хорошо, — повторял Прохвост, гладя её по встрёпанным волосам. — Мы живы, всё хорошо, бояться нечего.
— Может, по-другому попробуешь? — подала голос Марта. — Рявкни на неё: «А ну заткнись, не то ещё получишь!» и стукни. Так делала Фрида, наша воспитательша. Обычно помогало.
— Ваша Фрида была дурной, жестокой женщиной, — с укоризной сказал Прохвост.
— Вот-вот, — поддакнул Карл. — Ей бы самой наподдать как следует.
— Как только вы м-можете ничего не бояться, — пробормотала Хитринка.
— Я давно уже страх потерял, но у меня плохой рецепт, — угрюмо ответил Карл. — Ханны не стало, и меня вместе с ней. Ну, а сейчас я думаю о Каверзе: совсем ей не время помирать.
— А мне было страшно только с Эдгардом, — сказала Марта. — Он как начал говорить про бой, и что прорвёмся во дворец, а сам на меня глядит, точно на вещь, будто я неживая, как вот ружьё. Бр-р! А с вами не страшно.
— А я, Хитринка, не боюсь, пока ты рядом, — сказал Прохвост. — Помнишь, когда я маленьким заболел, простудился? Я ведь о своих родных знал, что их болезнь сгубила, и потому был уверен, что меня ждёт та же судьба. Ох, до чего мне страшно было! Помню, ты всё сидела рядом и держала меня за руку, говорила, что никуда не отпустишь. И я верил, и страх отступал.
Хитринка всхлипнула.
— Сравнил тоже — простуду и вот это!
— А как я со старой сосны упал, помнишь? Когда трухлявый сучок под ногу попался? Вдохнуть тогда не мог, и уверен, будь я один, так и помер бы там со страху. Просто бы дышать перестал. А ты была рядом, и не вспомню уже, что ты говорила, только я знал, что если ты там, то всё обойдётся, уж ты пропасть не дашь.
— Что говорила? Да я думала, ты помираешь, и несла что попало! Не помнишь — и отлично.
— Ещё и тащила меня домой, когда я ногу вывихнул. Нет бы бросить и пойти за помощью, крошка такая…
— Умолкни уже! — сердито пробормотала Хитринка. — Что это я у тебя героем получаюсь, а я не такая.
— Такая, такая.
— Вообще ни капельки!
Прохвост лишь рассмеялся.
— Сердишься? — беззлобно сказал он. — Это хорошо. Значит, больше не боишься.
Но тут неожиданно заскулила Марта. Хитринке стало не до своих огорчений, пришлось выяснять, что же случилось такое, из-за чего девчонка вдруг заплакала горько.
— А-а-а, — всхлипнула та сквозь слёзы, — а у меня не было ни брата, ни сестры! Вот помру, а вспомнить и нечего! Никто меня не любил, никто со мной не играл!
— Как же, а Грета твоя? — напомнила ей Хитринка.
— Это другое! Она просто жалела меня, да и других дел у неё было по горло! Знаешь, как часто ей было не до меня?
— А те, кто к ней приходил, возились ведь с тобой.
— Ага, как с игрушкой! Забавлялись от скуки, только и всего. А друзей — настоящих друзей у меня не было…
— Теперь, считай, есть, — сказал ей Прохвост. — Не бойся, мы уж тебя не оставим. Вот закончится всё, поищем какой-нибудь тихий городок, домик маленький. На болота я совсем не хочу возвращаться. Работу найду, не пропадём.
— Не загадывал бы ты, парень, — хмыкнул Карл. — А впрочем, чего это я. Мечтать — тоже, в своём роде, счастье. Для тех, кто умеет.
Дорога изменилась, стала не такой гладкой. Фургон трясло, но не сильно, и Хитринка даже задремала на плече Прохвоста, но вскоре её разбудил голос Карла.
— Так, ребятки, прямо по курсу лесок, а за ним будет небольшое поселение, если с тех пор, как я тут бывал, ничего не изменилось. Нам бы найти что поудобнее для передвижения. Здесь мы все, конечно, хорошо помещаемся, только неповоротливая эта зараза, да и ищут нас по ней. Обратно бы двинуть через Разводные Мосты, но сперва нужно найти что-то поменьше, побыстрее и неприметнее. Надеюсь, у поселения и найдём.
Они заехали как можно дальше в лес, приютившийся у склона горы. Карл вилял меж лиственниц и сосен, пока, наконец, фургон не залез в непролазные дебри. Здесь темнели поваленные стволы, укрытые одеялами мха, и густая поросль тянулась мимо них вверх, к предутреннему небу.
Все выбрались наружу и попытались, как могли, прикрыть фургон ветвями. Карл вымочил еловую лапу в жидкой грязи и разукрасил кабину тут и там.
— Всё одно он, как бельмо на глазу, — сплюнул Карл, отбрасывая ветку. — Но хоть издалека его теперь не видать, надеюсь. Что ж, идём.
Марта при первом же шаге потеряла ботинок, а при следующем — второй, так что в конце концов её придумали усадить на волка. Она ехала, страшно довольная, а Вольфрам дулся на плече Карла. Девчонка ведь держалась за его жёрдочку, и для птицы там не осталось места.
— Опять ночь не спали, — ворчал по дороге Карл. — Ох, если вытащим Каверзу, первым делом просплю два дня. Я уже давно не молод для таких подвигов!
Вскоре лес расступился, и впереди показался, розовея в рассветных лучах, посёлок в десяток домишек. Были они маленькие и бедные, тёмные, бревенчатые, укрытые мхом и дранкой. Лишь одно здание, крупнее прочих, улеглось на отшибе, повернувшись к лесу лоснящимся
