был слишком серьезным, собранным и как-то странно на меня смотрел.
– Карина, нам надо взять тайм-аут, – заявил он сразу с места в карьер, и мое хорошее настроение мгновенно улетучилось, а сердце сжалось.
– Ты хочешь расстаться? – недоверчиво спросила, страшась услышать ответ. – Почему?
– Не расстаться, а сделать временный перерыв, – холодно уточнил он. – Мне нужно привести мысли в порядок. Ты меня отвлекаешь.
В груди разлилась обида, в горле образовался ком.
– И каким же образом? – спросила, с трудом сглотнув.
– Знаешь, Карина, как я провел выходные? – колко поинтересовался Шон.
Я отрицательно покачала головой, но мой ответ ему был не нужен.
– До посинения играл в покер, сливая Фредерику с Йеном нужную мне информацию, только с подачи Ланы. Она чувствует, когда люди пытаются что-то скрыть и умело над ними глумится. Так что теперь, согласно официальной версии, я запер тебя в Пантеоне, потому что ты вымотала мне все нервы своим перфекционизмом.
И он принялся перечислять, как именно я это делала:
– Поначалу я стойко терпел твои идиотские вопросы. «Средний или побольше – какой лучше выбрать размер?» – Шона аж передернуло от воспоминаний. – Для шлема. Или: «Что круче смотрится – матовый или глянцевый?» И мой любимый: «А может, все-таки беленький?» Но когда ты стала исследовать форму моего черепа, пока мы после оперы целовались в карлете, потому что кое-кто сообразил, что упустил из виду этот момент… Вместо того чтобы… Это стало для меня последней каплей.
От удивления вытаращилась на него во все глаза. Я, конечно, могла иногда загоняться, но не настолько же.
– Тебе крупно повезло, Карина, что Фредерик Штольцберг считает тебя очаровательной идиоткой – (Еще бы! С такой-то подачи!) – с космическим потенциалом, у которой все материализуется практически по щелчку пальцев, а Йену ты симпатична. Иначе бы они точно что-то заподозрили и не пошли бы тебе на уступку. А любой твой прокол бросает тень и на меня. – Шон перевел дыхание, потом сухо, жестко заявил: – Моему организму такой стресс не нужен. Я устал постоянно следить, как бы ты не убилась или чтобы не прогорела. Мне за глаза хватает Лизы. А ты вдобавок еще и врешь мне…
Я его слушала, ощетиниваясь все сильнее после каждой фразы, и мысленно снова и снова прокручивала в голове его обидные слова: «Ты меня отвлекаешь». А потом вдруг поняла, что они означали в рамках искаженного мировосприятия господина Феррена, и мои губы сами собой расплылись в широкой счастливой улыбке. Что не укрылось от внимания Шона.
– Если ты немедленно не сотрешь эту самодовольную улыбочку со своего лица, мы расстанемся прямо сейчас.
Я попыталась, но… Это был неконтролируемый процесс.
Шон с шумом втянул воздух, нахмурился, из его ушей чуть пар не пошел.
– Карина…
– Прости. – Я быстро прижала ладонь к губам. – Все-все, больше не буду. Правда. Вот, смотри.
Быстро убрала руки и изобразила самую постную мину из всех возможных, но продержалась в таком состоянии не больше секунды. Говорю же, неконтролируемый процесс!
Шон окинул меня ненавидящим взглядом. Я упреждающе выставила ладони вперед и, сияя, затараторила со страшной скоростью:
– Стой! Не заводись. Я не специально, честно! Забудь то, что ты только что видел. Я сейчас исправлюсь. Вот, никакой улыбки, – стиснула губы в ровную линию, а щеки напрягла так, что они стали болеть. – А проект я доделаю, обещаю! Все будет в лучшем виде!
Шон тяжело вздохнул и устало покачал головой.
– Какой же ты еще ребенок, Карина…
Двери сферы открылись, и он широким размашистым шагом направился к выходу.
– Это значит, у нас все по-прежнему? – бросила ему в спину, но Шон молча вышел на стыковочную площадку и свернул по коридору направо.
Я выскочила следом. Когда он уже удалился на приличное расстояние, не удержалась и крикнула:
– Шон! – Господин Феррен остановился. Я замялась, покусала губу, а потом, краснея, но расцветая на глазах, добавила: – Ты меня тоже!
Он не обернулся, возобновил шаг, но мне ничего и не было нужно. Слова любви были у нас под запретом, а Шон проговорился первым. И я, лучась довольством так, как это может только по уши влюбленная и счастливая женщина, с энтузиазмом отправилась к себе в сферу. Когда вышла из лифта, с удивлением обнаружила на стыковочной площадке Йена. При виде меня он тепло улыбнулся.
– Вы неуловимы, Кара. Я уже начал опасаться, что вас не застану. Пригласите к себе?
– С радостью, – ответила я, все еще пребывая во власти эйфории, хотя где-то на краешке сознания и мелькнула мысль, что что-то здесь не то.
Когда мы оказались в сфере, господин Шульте похвалил обстановку моего рабочего кабинета, полюбовался Курсивчиком, а потом неожиданно серьезно сказал:
– Фредерик решил, что я оставил его, чтобы немного с вами пофлиртовать. Но на самом деле мне нужно убедиться, что у вас все в порядке с проектом, Кара. Это так?
Приподнятое настроение мгновенно пошло на спад. Суровая реальность напомнила о себе, а мне не хотелось обманывать Йена. Но раз уж господин Феррен заварил такую кашу, то…
– Вам ведь Шон уже все рассказал, – начала было юлить я, но собеседник меня жестко оборвал:
– Верно. Но я не поверил. В отличие от Фредерика. Он очень хорошо о вас отзывается, Кара, и считает, что с вашим потенциалом вы способны создать, что угодно. А если бы проект оказался вам не по зубам, Шону бы уже давно пришлось раскошелиться.
Я вскинула брови.
– Но…
– Кара, поймите, Шон мой друг, и я готов пойти ему навстречу и дать вам без лишней огласки несколько дней отсрочки, если она вам и вправду нужна. Но мне нужно быть уверенным, что ваше устройство будет работать, как надо. У меня в нем личная заинтересованность.
Я нахмурилась.
– Что вы имеете в виду, Йен?
Господин Шульте окинул меня внимательным взглядом, помолчал, кивнул своим мыслям и сухо спросил:
– Здесь говорить безопасно?
– По идее, да. Скрытых камер быть не должно, но если хотите, давайте отойдем в мандариновую рощу и я с помощью ветра заглушу наши голоса.
– Хорошо. Давайте так и поступим.
Мы спрятались за густой кроной мандариновых деревьев, словно заговорщики, и Йен, прислонившись плечом к стволу, начал свой мрачный рассказ:
– Вы мне показались порядочной девушкой, Кара, поэтому буду с вами откровенным. Дело в том, что год назад умер мой отец. Официальная версия – сердечный приступ. Но я считаю, его убили. Судмедэксперт, который проводил вскрытие, недвусмысленно назвал причину смерти. Это доктор с большим именем, известный своей честностью и неподкупностью. Но во время беседы со стражами он держался неуверенно, говорил абстрактно, путал детали вскрытия. Детектор лжи показал, что он не врал, и мы решили, что его странное поведение связано с самой ситуацией допроса. Перенервничал, с кем не бывает. Дело закрыли. Но потом я узнал про пилюли забвения и предположил, что судмедэксперт просто не помнил всего и боялся в этом признаться, а отчет мог подделать преступник. Я хочу добиться возобновления дела, но для этого мне нужен ваш прототип.
– Понятно. Но зачем кому-то убивать вашего отца? – настороженно спросила я.
Йен потер пальцами переносицу.
– У него был контрольный пакет акций «Либрум Индастрис». Возможно, выбранный им для компании курс не устраивал кого-то из акционеров, может, он отказался финансировать какой-то проект. Не знаю. Важнее другое. Это не единичный случай. Муж Кассандры, с которой мы были в опере, тоже относительно недавно умер. И тоже от сердечного приступа. Вскрытие делал тот же судмедэксперт. А теперь один из членов совета директоров наседает на Кассандру с требованием продать ему акции. Другого члена правления два года назад похитили какие-то головорезы и долго держали в плену. Стражи его чудом спасли, хотя преступников так и не поймали. Всю жизнь он был сухарем-консерватором, который предпочитал журавлю синицу, но после этого случая кардинально изменил свои взгляды и стал поощрять линию оборонной промышленности. Что-то странное происходит в нашей компании, Кара, и я хочу во всем разобраться. Причем не только добиться справедливости для отца, но и сберечь его детище, если мои предположения окажутся верными. Поэтому скажите мне честно, я могу рассчитывать на ваш прототип или нет?
Йен был напряжен,
