выхватил неслабых затрещин.
— Не сломал? — киваю на кисть пацана. Он смотрит на меня так, что я чувствую себя виноватым от того, что ему не удалось мне как следует врезать.
— Пошел ты, Илья Иванович, — цедит сквозь зубы.
О, как! Интересно.
Складываю руки на груди.
В принципе я понимаю, за что получил и рыцарство пацана одобрямс, но хотелось бы знать поточнее, чем обязан переходу на «ты».
Выжидательно опираюсь поясницей о стол:
— Обоснуй.
— Я на вас заявлю, — плюётся толстяк, возвращая между нами субординацию. Он стоит от меня на расстоянии десятка шагов и правильно делает. Потому что у меня уже внутри всё протестует. — Вы сядете! — орет, но не так уверенно, как влетел сюда несколькими минутами ранее.
Молчу и даю пацану высказаться. У него накипело, а у меня кипит.
— Я всё видел. Я буду свидетельствовать, — задирает подбородок и поправляет очки на переносице. Мне порядком начинать надоедать его монолог, но дослушать все-таки хочется. — Думаете, вам все можно и простительно? Я не оставлю вас безнаказанным. У меня сестра в прокуратуре практику проходила, — довольно выплевывает пацан. Я не совсем понимаю его логику, но допустим.
— Авдейкин, ближе к делу, — устало прошу.
— Я Мавдейкин! — оскорблённо поправляет.
— Без разницы. В чем претензия? Много слов, но мало конструктива.
— Самодур! — вскрикивает Авдейкин и затыкается. Это выглядит мило. Будто он давно хотел мне это сказать, и у него подвернулся удачный шанс.
— Принимается. Дальше.
Пацан мешкает и тушуется.
— Да? — неуверенно уточняет, пораженный моей снисходительностью. — Тогда… сволочь! И…
— Достаточно, — пресекаю. Разошелся. — Теперь к делу.
Потливый согласно кивает.
— Вы… вы совратили Решетникову Яну, наигрались с ней и заставили забрать документы из института, чтобы никто ни о чем не узнал. Но я всё знаю, — задирает нос, но выглядит не убедительно. — И у вас ничего не выйдет.
А вот сейчас поподробнее…
— Что я заставил Решетникову сделать? — отталкиваюсь от стола и надвигаюсь на парня, потому что внутренний червяк уже начал грызть мою совесть.
— З-забрать ддд-документы… — Авдейкин пятится назад, врезаясь бедром в парту.
В два крупных шага оказываюсь напротив его потного лица. Толстяк нервно сдувает сальную челку с лица и отводит корпус назад, выставляя вперёд ладони, защищаясь. Его широкая дряблая грудная клетка судорожно вздымается.
— Я не понял. Ты можешь не мямлить, а нормально сказать? — рявкаю пацану в лицо, не собираясь его трогать. Тот зажмуривается и трясется зайцем. — Послушай, Мавдей…
— Я Авдей.
— Без разницы. Говори.
Но пацан зашуганно жмется, и я решаю отойти от него на несколько шагов назад, потому что таким образом ничего от него не добьюсь. Его рыцарская бравада закончилась.
— Я… я только что разговаривал с Яной, — киваю, требуя продолжения. — Она сказала, что больше в институт не придет, потому что забрала документы по личным обстоятельствам. Я был на кафедре и мне подтвердили, что Яна отчислена. И… и я сразу понял, по каким личным…
— Твою мать… — перебиваю пацана. Меня не колышет, что он там понял.
Обхватываю ладонью шею сзади и жестко сжимаю затылок. Мне становится трудно дышать.
Запах пота и страха пацана поднимают тошноту.
Схавал, нагнутый неблагородный лев? Доволен?
Оценки ей твои, значит, сдались?
Потешил своё гнилое эго?
Поздравляю, Миронов, ты всё просрал.
В моей груди болезненно давит, будто легкие свернулись и не в состоянии расправиться.
Чувство тревоги о том, что я не успел, завязывает руки в узлы.
— Где она сейчас?
— Кто? — непонимающе хмурит брови толстяк.
— Авдейкин, не тупи, — раздражаюсь.
— Яна? Я… я не знаю. А вы что…
— Слушай, Мавдей, — подхожу к пацану и подцепляю за локоть. Потливый вздрагивает и с ужасом смотрит на мою руку. — Да не дрейфь, — подбадриваю. — У меня сейчас должен быть семинар у второкурсников. Ты парень умный, — стряхиваю с его плеч перхоть, — справедливый, — выгибаю бровь, на что замечаю, как паренек расправляет хвалебно грудь, — поэтому назначаю тебя своим ассистентом, — хлопаю торжественно по плечу. — Готов взять на себя ответственность и провести семинар у второкурсников?
— Что? — расширяются глаза у Авдейкина. — Вы серьезно, Илья Иванович?
— Абсолютно, — киваю.
— Вместо вас? — неверующе уточняет.
— Точно.
Глаза пацана сияют самодовольным, тщеславным блеском. Отлично.
— Я готов, Илья Иванович! — отчеканивает точно военную присягу. — А что они сейчас проходят? — моментально включается в дело толстяк.
— Разберетесь. Работай, коллега, — ободряюще стучу по спине.
Пацан срывается с места и, схватившись за дверную ручку, оборачивается:
— Спасибо, Илья Иванович!
— Давай, — отвечаю на благодарность. — И, Мавдей, — пацан внимательно слушает, принимая свое новое имя с честью, — о нашем разговоре никому. Мне не нужен болтливый ассистент в будущем, понял? — выразительно выгибаю бровь, давая понять, что планирую прибегать к его замещению и в дальнейшем.
— Понял, Илья Иванович, — забыв причину своего появления здесь, пацан вылетает из аудитории воодушевлённо.
Пфф…
С первым, кажется, разобрались, но это было не сложно.
Самое главное начинается сейчас.
Прихватываю телефон со стола и ключи от машины. Размашистыми шагами пересекаю холл, набирая при этом Яну. Она не отвечает ни сейчас, ни потом, когда несусь по проспекту в сторону единственного места, где надеюсь ее отыскать.
Монотонные гудки в трубке подгоняют, заставляя нарушать дорожные знаки.
Я не знаю, что буду делать, если ее не окажется дома. На этот случай у меня плана нет.
Глава 42. Разоблачение, наказание и прощение
Она стоит как особист, уперев руки в бока. Ровно на том же месте, где в прошлый раз я отправил ее в сад. Неизменное красное ведро висит на сгибе локтя и, кажется, оно полное. Это хороший знак.
— Явился, — презрительно фыркает соседка Яны. Закатываю глаза и пытаюсь сдержаться, чтобы не послать её туда, куда, очевидно, она не дошла. Эта «милая» женщина здесь ежеминутно дежурит или просто я такой везучий? Она достала уже, эта чокнутая. — Уже выпустили? Надо было им подольше тебя подержать. Бандюган проклятый.
Блин.
Сегодня я определённо звезда дня.
Устало выдыхаю.
Возможно, я бы послушал о себе того, что не знаю, но в условиях критичного цейтнота,
