внуку.
— В конце августа, ба.
— В конце августа… — задумчиво тянет Рудольфовна. — Вот и славненько. Потому как в начале августа мы со Степаном Васильевичем поедем на море. Правда, дорогой? — обращается к кошаку, наяривающему за столом красную икру.
— Муа, — подтверждает обжора.
— Ох, ребятушки, — спохватывается Аглая Рудольфовна. — Секундочку, — уносится в спальную комнату. — Степан Васильевич, дорогой, попрошу за мной.
Кошак закатывает глаза и лениво спрыгивает со стула. Таща по ламинату толстое пузо, плетётся за женщиной.
Илья посылает ему ругательства вслед, а затем поворачивается ко мне:
— Уважаемая Белладонна, — игриво шепчет. — Сегодня вечером снимите с меня порчу?
— Опять? — наигранно возмущаюсь. — Вчера же снимали, — обхватываю Илью за шею и притягиваю его голову к себе.
— Не помогает. У меня постоянно стоит. Хотите посмотреть? — кивает на пах.
Зажимаю рот рукой, пораженно распахнув глаза. Мой муж постоянно меня смущает!
— Замолчи, — толкаю его в плечо и хохочу, не веря, что он говорит об этом в доме своей бабушки.
— Нашла! — в комнату влетает ба. — Глядите, — крутится на месте. — У меня уже платье готово на вашу свадьбу!
Показываю Аглае Рудольфовне «класс», а Илья задумчиво скребет по подбородку ногтями.
— Ба, так ты ж его, вроде, себе на похороны покупала, — начинает ржать Миронов, запрокинув голову.
Закусываю губу, сдерживаясь.
— Не хами, — возмущается Аглая Рудольфовна. — Рано мне на тот свет. Мне еще правнуков на ноги поднимать, — и с глухим ударом ставит на стол…
— Это что? — смотрю на бордовую знакомую жидкость, подспудно зная ее сшибающие наповал свойства.
— Так клюквенная настойка Платоныча, — лукаво щурится женщина. — Горько, соколики!
