мне как-то Сутеев.
— Ты?
— Младший сержант технической службы, — отвечаю.
— Здорово. Я уже говорил тебе, что в архиве работаю?
— Так точно.
— Ну так вот. Бардина Сергея помнишь? Корреспондентом к нам приезжал. От «Комсомолки». Смеялись еще над ним все.
— Ну, ну!
— Бумагу я тут одну вчера раскопал. Короче говоря, донесенье.
— О нем?
— Да. Хочешь, прочитаю?
— Читай…
— Слушай внимательно.
И я услышал:
— «9 июля 1942 года на аэродром, где дислоцируется 103-й авиационный полк, прибыл корреспондент «Комсомольской правды» Сергей Бардин за получением информации о боевых действиях летчиков…» Слушаешь?
— Читай, читай!
— Так вот. «Узнав о предстоящем вылете группы самолетов на боевое задание, товарищ Бардин стал проситься в полет. Командир и военком части отказали ему. Тогда Бардин обратился к находившемуся на аэродроме командиру 216-й дивизии генерал-майору авиации Штеменко…» Слушаешь?
— Дальше!
— «Генерал вначале не разрешил, но потом вследствие настойчивых просьб корреспондента дал свое согласие. Бардин вылетел на самолете, который пилотировал лейтенант Кислов. После успешного выполнения задания самолет был атакован шестеркой «мессершмиттов», принял бой, на высоте 400 метров загорелся и упал на землю в районе станции Ермаковская на территории, занятой противником. Летчик Кислов и корреспондент Бардин погибли как герои…» Слышишь, старик? Алло! Что ты молчишь? Алло!..
— Слышу, старик, слышу…
— Вот тебе и мальчик!
— Да-а…
— Что ты скажешь на это? А?
— Что скажу? Ничего не скажу, Сутеев. Впрочем, надо нам теперь попробовать разыскать еще подполковника Казанцева, сообщить ему. Пусть знает, как сложил корреспондент свою голову. Как ты считаешь? Он ведь мог и не знать всех…
— Это, старик, лишнее, — перебил меня Сутеев.
— Что значит — лишнее? Сделать это просто наш долг!
— Я тебе еще не до конца бумагу прочел. После всего этого в донесенье указано: «За командира 103-го авиационного полка подполковник Казанцев». Все понял? Что ты молчишь? Алло!..
— Теперь все понял… А я, знаешь, Сутеев, все время вспоминал Бардина.
— И я. Но, честно говоря, героем его не считал, думал, мальчик и есть мальчик. А он ишь какой!
ПИХТА ДОВАТОРА
Зимой сорок первого года конники генерала Доватора шли по тылам противника подмосковной землей. Привела их судьба и в село Лихово, где за день до того побывали немцы. Когда доваторцы появились там, их со всех сторон обступили крестьяне. От радости позабыв о том, что от большинства их домов остались одни пепелища, лиховцы наперебой звали солдат к себе:
— К нам зайдите.
— И к нам.
— И к нам…
Зимний день короток. Остановились конники в Лихове на привал. Вооружившись шанцевым инструментом, они всю ночь растаскивали обгоревшие бревна, рубили замерзшую землю, будто готовились к длительной, многомесячной обороне. А наутро ночевавшие в лесу старики, женщины, дети увидали длинный ряд землянок — с дверцами, с жестяными трубами, честь по чести.
— Получайте подарок от недонского казака! — сказал столпившимся вокруг него людям Доватор. — Может, и не по всем правилам инженерной науки сработано, но перезимовать можно.
— Это для нас?! — изумленно спросили из толпы.
— Так точно, — ответил Доватор. — А вы как думали?
Совсем старая женщина, до бровей закутанная в платок, опушенный инеем, подошла к генералу:
— Мы не так думали. Лихово — село малое. Вам же еще через всю Россию скакать…
— Через всю Россию, говоришь?
— Ну да, из края в край. А мы, лиховцы, что? Ноль без палочки.
— Вот и неверно, мать. За Россию мы вместе в ответе, и я, и ты, и они! — Доватор окинул взглядом собравшихся.
Старуха ответила:
— Мужики наши все как один под ружьем давно. Нынче до баб черед доходит.
— Ну вот, видишь, а ты говоришь — ноль. Побольше бы таких нолей — и с палочками и с ружьишками. И еще скажу: одно Лихово — Лихово, тыща Лиховых — Россия, — я так понимаю.
— Твоя правда, сынок! Только не резон на нас время тратить. Гоните вы его, ирода, шибче, гоните днем и ночью!
— А, вон ты о чем! Так знай: эту ночь мы в пути наверстаем. Завтра за Рузой будем. Кони у нас, сама видишь, курьерские. Ну, а на ребяток тем паче не жалуюсь. Одним словом, живите спокойно. Больше тут ему не бывать! Мы на него вот как насядем! — Генерал привстал в стременах и резко опустился в седло, будто изображал, как именно намерен он «насесть» на немца. — Ясно, граждане?
— Ясное дело.
— Ни пуха вам, ни пера…
Доватор развернул коня, поднес руку к съехавшей на затылок папахе и вдруг увидел прямо перед собой разбитое дерево, ощерившееся белыми щепками, как гигантский противотанковый еж.
— А это что тут у вас такое?
— А это, товарищ генерал, калека у нас. Одним словом, смертельно раненный.
— И еще раненые есть?
— Это один, товарищ генерал. И тот бессловесный.
— Все равно жалко. — Доватор еще раз глянул на обезглавленное дерево. — Пихта?
— Пихта, товарищ генерал. Красавица была.
Доватор спрыгнул на землю, бережно поднял крошечную сломанную ветку.
— Большая редкость в этих краях. А у нас вот, в Полесье… — сказал генерал и, вздохнув, задумчиво сбил рукавицей иней с мохнатой морды коня. Он снял папаху, аккуратно вонзил ветку черенком в жесткий, поседевший от мороза мех.
— Аж до самого Берлина сохраню. Кто ж ее так?
— Свои. Когда к Москве подавались, в спешке и зацепили, — опять отозвалась все та же старуха.
Доватор слегка улыбнулся.
— Свои? Ну тогда ничего! Весной, глядишь, оживет. Все вообще хорошо будет. А ты как думаешь?
Сказал он это так, будто в словах старухи хотел найти подтверждение своим собственным мыслям. Сказал и пристально так посмотрел в ее подслеповатые, слезившиеся глаза. Та, видимо, поняла, почувствовала его внутреннее состояние и, помолчав, ответила:
— Спасибо тебе, касатик. Хошь и не оживет, все одно спасибо вам, сыночки мои. Поклон вам низкий за все, а за доброе слово особо.
— Обязательно оживет! — уже совсем уверенно сказал Доватор. А мы на обратном пути еще проверим. — И чтобы уж окончательно был понятен смысл его слов, добавил: — Когда будем из Берлина до дому скакать. Нескорое это дело, но правое. Верно я говорю?
— Так точно, тырш нерал! — отрывисто, четко, как на параде, отчеканили конники.
— Дай вам господь доброго здоровья! — снова всем сразу поклонилась старуха.
В Лихове больше никто не видал доваторцев. Даже и потом, после конца войны, когда отполыхали все салюты Победы. Знать, из Германии домой по другой дороге прошли. Да и помнили ли они обещанье своего генерала, сложившего голову совсем недалеко от Лихова. Скорей всего позабыли.
Но в Лихове и до сих пор вспоминают Доватора. И старуха жива.
