Книга Когда развеются миражи - Оксана Хващевская

«Эх, племяшка, где наша не пропадала!» — махнул он рукой, когда мама и бабушка изложили ему собственную версию произошедшего, тем самым положив конец ее печалям. А потом Прохор…

Юля достаточно легко носила ребенка, почти не мучаясь токсикозом, отечностью ног и ломотой в пояснице. Ни разу беременность не подверглась угрозе выкидыша, тонус был в норме, да и с давлением, которое часто скачет у будущих мамочек, все в полном порядке. Девушка была молода и здорова. И в положенный срок родила сына. И все как-то мгновенно стало на свои места. В минуты отчаяния, после возвращения из Москвы, она часто думала, что ее жизнь кончена. Ей всего двадцать семь, в таком возрасте все еще впереди, а у нее вот закончилось. До рождения Прохора ее еще поддерживала сладкая и вместе с тем болезненная надежда, что ребенок, которого она носила под сердцем, сын Ариана. Умом Юля все понимала, а сердцем продолжала цепляться за остатки былых мечтаний и надежд. Но когда Шарапова взяла на руки сына, а он жадно прижался к груди, насытившись же, блаженно уснул, сжимая губки, и на смуглых щеках малыша заиграли ямочки, она очнулась окончательно. Вот тогда-то все и прояснилось в голове.

У нее есть сын, семья. И она может посвятить себя тому, к чему лежит душа. Жизнь не закончилась. Наоборот, Юля как будто вышла из дебрей, в которых блуждала столько лет, на широкую дорогу, по которой собиралась пройти до конца. Жизнь обрела смысл и цель, обозначив ее место в этом мире.

Какое-то время девушки брели молча, погруженные в собственные мысли. Юля катила коляску, в которой, облаченный в голубой плюшевый костюмчик, спал ребенок. А Шурка шла рядом, бросая умиленные взгляды на малыша, крестной мамой которого стала всего две недели назад. Сейчас, когда весна окончательно утвердила свои права, они подолгу гуляли на улице. И чаще всего их пусть лежал к усадьбе, где полным ходом шла подготовка к Сиреневому вечеру. Юлька намеревалась принять в нем непосредственное участие.

— Тетушка тоже говорит про алименты, но я не хочу во все это ввязываться. У меня есть деньги, ребенок ни в чем не нуждается. К тому же я планирую вернуться к работе в Сиренево, мама тоже не против. Нет, я не займу место главного администратора, но с удовольствием возглавила бы отдел культурного развития. Знаю, в имении собираются уделять этому больше внимания, возвращаясь к истокам. К тому же я могу, как и прежде, делать переводы! В общем, деньги я заработаю, это не проблема, и сберегу нервные клетки, отказавшись ввязываться в судебные тяжбы с Гончаровым. Нет-нет, Шурка, ни за что на свете не стала бы всего этого затевать. Как представлю его ухмылку и все то, что он мог бы сказать по этому поводу… И ладно бы еще обо мне, это я как-нибудь переживу, но Прохора не стану во все это втягивать! Пришлет документы на развод, подпишу и забуду!

— Не понимаю, как можно жить, зная, что у тебя ребенок есть, и при этом оставаться таким равнодушным и жестоким. Он даже представить не может, какой ангелочек у него родился, — вздохнув, сказала подружка.

Юлька промолчала. Ей не хотелось развивать эту тему. Хотя иногда, глядя на спящего малыша, она думала о том, как бы отреагировал Матвей Юрьевич, если бы узнал о ребенке. Как бы повел себя и что сказал? Однако предугадать его реакцию не могла. Обрадовался бы он или, наоборот, скептически усмехнувшись, остался равнодушным и заявил, что ребенок не его? Склоняясь к последнему, Юлька не собиралась проверять и сообщать ему о Прохоре.

В молчании они подошли к дому бабушки.

— Шурка, зайдешь к нам на чай? — спросила Юля, останавливаясь у калитки.

— Да нет, пойду домой. Завтра ведь на работу. Надо собраться! Придешь завтра в Сиренево?

— Конечно! Обязательно зайду к вам на кофе! — улыбнувшись, пообещала Шарапова.

— Тогда до завтра?

— До завтра, Шурка!

Солнце давно скрылось за горизонтом, но небо на западе все еще продолжало мерцать мягким розовым светом и полупрозрачной размытостью золотистых облаков. Пронзительно пахла сирень у дома, а где-то у реки, в зарослях отцветшей черемухи, заливался трелями соловей. Еще один теплый весенний день подходил к концу, уступая место благоухающей ночи. Вечер был так прекрасен, трогая и волнуя сердце. Уходить не хотелось. Но как только солнце скрылось за горизонтом, высыпала мошкара. От реки поднималось испарение и легкой полупрозрачной дымкой подбиралось к деревенским огородам. Где-то у заводи лягушки подавали голоса, готовясь к ежевечернему хоровому выступлению.

Какая-то особо шустрая мошка забралась под москитную сетку в коляску, и Прохор зашевелился, беспокойно размахивая ручками…

Простившись с подружкой, Юля вкатила коляску во двор и направилась к крыльцу.

Повеяло знакомыми и привычными запахами, когда она переступила порог дома. Уютом и сонной атмосферой безмятежности, надежности и покоя, как когда-то в детстве, все дышало здесь. Неизменными оставались вечерние чаепития, сервировкой которых теперь занималась Марина Шарапова и дремлющая у телевизора бабушка, которая, впрочем, тут же встрепенулась и вышла на кухню, заслышав хныканье малыша. За прошедшие годы благодаря Марине, а потом и Юле многое в этом доме претерпело изменение, но атмосфера осталась прежней.

— Что, проголодался? — спросила мама.

— Опять животик? — вторила ей бабушка.

— Его мошка укусила. Прямо за губу. Блин, и уже опухло, — прижимая к груди расплакавшегося сына, сказала Юля и пошла в свою комнату, ту самую, где жила до замужества, и которую, вернувшись домой, заняла опять. Конечно, здесь уже не стояла старая кровать с высокими никелированными спинками, в прошлом осталось и створчатое трюмо. Узнав о близящемся материнстве, Юля все переделала здесь и сменила мебель. Предпочитая винтажный стиль, который, кстати, весьма гармонично вписался в деревенский дом, Шарапова оклеила стены шелковистыми светлыми обоями. На окна повесила ажурные занавески, перехватив их шнуром. Потолок украсила люстра с хрустальными подвесками и бледно-голубыми атласными абажурами. Комната была небольшой и не могла вместить обилие громоздкой мебели, поэтому пришлось ограничиться узкой тахтой, обитой сливочным материалом с цветочным принтом, небольшим туалетным столиком, двустворчатым шкафом, в который вместились все ее вещи, остальное пространство оставив для детской мебели.

— Юля, — мама вошла следом за ней. — Надо дать Прохору капли от аллергии. С нынешней экологией можно ожидать чего угодно! Давай я возьму его! Иди ко мне, мой хороший! — женщина осторожно взяла на руки внука. — Ну-ну, мое солнышко, не плачь! Юль, скажи бабушке, пусть принесет масло календулы. Сейчас помажем укус и завтра все пройдет!