– Он много говорил по телефону, – начала рассказывать женщина. – С каким-то Леонидом. И с Зиновием. С первым он обсуждал подготовку документов, а второго упрашивал держать в рамках какого-то Пашу… Вероятно, сильно пьющего знакомого или родственника…
Атаманова и Москвин переглянулись.
– Паша – это Павел Комолов, – сказал администратор. – Известный в некоторых кругах «новый русский», пытающийся прибрать к рукам всю более-менее интересную недвижимость Нижнеманска. Дедов, видимо, в курсе дел с «Октябрём». Это хорошо, что он хоть как-то пытался удержать в руках здание, из которого нас очень многие мечтают выпихнуть на улицу.
– Но если Леонид – это тот, про кого я думаю, – мрачно произнесла Атаманова, – то лучше уж иметь дело с Комоловым. Этот Павел связан с местной мафией, она нам неопасна. Но есть такой Леонид Барановский, за которым стоят московские воротилы.
– Ты хочешь сказать, что здесь то же, что и везде? – подал голос Фалеев.
– Конечно, – кивнула Евгения. – Москва уже захватила тут практически всё, что может приносить хоть какую-то прибыль. В Нижнеманске был завод гражданской авиации, теперь его нет – территория пойдёт под застройку. Заказчик, как водится, сидит в столице. Кондитерскую фабрику подгребли под себя рейдеры то ли «Красного восхода», то ли предприятия имени Барабаева. Территория рынка «Алусар» тоже куплена москвичами на аукционе… Который почему-то состоялся на Дальнем Востоке, в Уссурийске.
– А… Здесь-то, в «Октябре», что можно устроить? – с каким-то даже оцепенением спросил Денис. – Кому театр-то помешал? Чем его хотят заменить?
– Да чем угодно, – ответила Атаманова. – Бизнес-центром, спортивным комплексом… Но сейчас появился своего рода модный тренд – во многих областных центрах помещения бывших кинотеатров передают под культовые учреждения православной церкви. И Барановский как раз проталкивает устройство новых храмов, в том числе и в зданиях, вроде не предусмотренных для этого изначально.
– А какая же тут выгода? – наивно спросила Светлана.
– Нереально большая, – невесело улыбнулась Атаманова. – Нам такая и не снилась.
– Сегодня этот Леонид, кажется, опять звонил, – вспомнила Севостьянова. – Дедов посмотрел на часы, потом бросил трубку и куда-то умчался. Прыгнул в свою машину и исчез. Видимо, уже отремонтировал… Неужели он действительно «копает» под наш театр? Это же… Это ренегатство, много хуже того, что даже сделала однажды Кулагина…
– А кстати, о поступке Насти Кулагиной мы все узнали… от кого, Владислав? – спросила Евгения.
– От самого же Дедова и узнали, – рассеянно подтвердил администратор.
Зазвонил сотовый телефон Атамановой. Евгения вытянула антенну, подняла трубку к уху. Лицо её стало каменным. Она выслушала собеседника, вставив несколько реплик, затем сложила трубку.
– Ну вот, Владислав Семёнович, что и следовало ожидать. Кто-то из театрального коллектива воспользовался нашим отсутствием и устроил то, о чём я только что говорила. И уже не надо гадать, кто именно.
* * *
Над головой Дмитрия Телегина сгустились грозовые тучи. Впрочем, не один следователь ждал сурового цугундера. Кое-кому из персонала СИЗО должно было достаться гораздо круче. Шутка ли – среди бела дня совершил побег подследственный. Причём никто не мог понять – как именно.
Пропажу фигуранта обнаружил сам Телегин. Пока Тилляев общался с адвокатессой, следователь выбрал камеру, куда через пятнадцать-двадцать минут должен был отправиться Денис. Помещение размером с вагонное купе занимали человек десять типов, чья судьба была предрешена: скорый суд и этапирование на зону. Статьи у сидельцев были подходящие: разбойное нападение, вымогательство, избиение, жестокое обращение с животными. Обладатель последней статьи быстро стал в маленьком обществе изгоем и занял место под нарами, что вряд ли было справедливым решением «коллектива». Мужчина лет тридцати двух, в жизни не сталкивавшийся с криминалом, забил железным ломом бойцового пса, которого хозяин пустил порезвиться во дворе, как ныне заведено, без поводка и намордника. Собака принялась гоняться за детьми, которые лазили по стальным конструкциям, установленным для их развлечения… а дальнейшие события нашли своё отражение в сухих строках протокола. Безутешный хозяин питбуля после задержания озверевшего мужчины, чья дочь тоже играла на той площадке, почти сутки дежурил поблизости райотдела примерно с такой же металлической палкой в надежде, что убийцу его пса выпустят. Однако мужчину увезли в СИЗО, где сокамерники на пинках тотчас отправили новичка под нары. Вскоре его соседом неминуемо оказался бы Денис Тилляев, но…
Служебное расследование быстро установило, что адвокат по имени Ирина Книперсон уже несколько месяцев находится на территории Соединённых Штатов и явно не собирается возвращаться обратно в Россию, тем более с целью организации побега человека, совершенно ей незнакомого. Выяснилось также, что женщина, которая выдавала себя за Книперсон, вошла в здание СИЗО однократно, а покинула его дважды. Первый раз – в сопровождении прапорщика, другой – через санчасть, куда была доставлена после эпилептического припадка, признанного заведующей либо настоящим, либо мастерски изображённым. Стало ясно – одним из лже-адвокатов был именно Денис Тилляев. Полковник Вахрушев экспрессивно выразился по этому поводу, присовокупив к слову «актёр» непечатный эпитет. Однако ругался он даже с каким-то восхищением в голосе. Справедливости ради, начальник городской милиции совершенно не верил в причастность юного артиста к покушению на девушку.
Не верил в виновность Дениса и Максим Черенков, доставивший в райотдел Махмуда. Южанин был совершенно спокоен и выглядел немного вызывающе. Он пребывал в полной уверенности, что его арестовали по ошибке и недоразумению. Брата Зульфии после долгого разговора с дознавателем всё-таки решили задержать на сорок восемь часов – на всякий пожарный. Показания Ерматова были приобщены к делу и переданы молодому следователю Сергею Сколкину, на которого взвалили часть работы Телегина, временно отстранённого от службы. Но лишь на сутки, учитывая катастрофическую нехватку кадров.
* * *
Возле двери кабинета маячили двое мужчин в деловых костюмах. Один – худой, длинноносый, с узким подбородком и тонкой шеей, другой – толстый, седоусый, немного обрюзгший и слегка напоминающий добродушного моржа из мультфильмов. Добродушность этого человека была более чем обманчивой – его даже в Москве за глаза называли «людоедом».
– Вы заставляете нас ждать, – произнёс толстяк.
– Времени ровно пятнадцать часов, – сухо ответила Атаманова.
– Пятнадцать ноль две, – возразил толстяк. – Впрочем, это не слишком существенно. Мне нужен главный режиссёр театра.
– Главный режиссёр театра, – произнесла женщина, открывая дверь кабинета, – это я.
Визитёры переглянулись.
– Судя по всему, слухи были верными, Юрий Петрович? – спросил толстый.
– Абсолютно, Леонид Алексеевич… Но для нас это не имеет никакого значения. Для театра, кстати, тоже, – угодливо произнёс худой – руководитель одного из департаментов мэрии по фамилии Ёлкин.
