Аня примкнула к шествию.
«Погода… погода сегодня хорошая!» – проговорил робкий голос. Это был Белый Кролик. Он шел рядом с Аней и тревожно заглядывал ей в лицо.
«Очень хорошая, – согласилась Аня. – Где Герцогиня?»
«Тише, тише, – замахал на нее Кролик. И, оглянувшись, он встал на цыпочки, приложил рот к ее уху и шепнул: – Она приговорена к смерти».
«За какую шалость?» – осведомилась Аня.
«Вы сказали: “Какая жалость”?» – спросил Кролик.
«Ничего подобного, – ответила Аня. – Мне вовсе не жалко. Я сказала: за что?»
«Она выдрала Королеву за уши», – начал Кролик.
Аня покатилась со смеху.
«Ах, тише, – испуганно шепнул Кролик. – Ведь Королева услышит! Герцогиня, видите ли, пришла довольно поздно, и Королева сказала…»
«По местам!» – крикнула Королева громовым голосом, и мигом подчиненные разбежались во все стороны, наталкиваясь друг на друга и спотыкаясь. Вскоре порядок был налажен, и игра началась.
Аня никогда в жизни не видела такой странной крокетной площадки: она была вся в ямках и в бороздах; шарами служили живые ежи, молотками – живые фламинго. Солдаты же, выгнув спины, стояли на четвереньках, изображая дужки.
Аня не сразу научилась действовать своим фламинго. Ей, наконец, удалось взять его довольно удобно, так что тело его приходилось ей под мышку, а ноги болтались сзади. Но как только она выпрямляла ему шею и собиралась головой его стукнуть по свернутому ежу, – фламинго нет-нет да и выгнется назад, глядя ей в лицо с таким недоуменьем, что нельзя было не расхохотаться. Когда же она опять нагибала ему голову и собиралась начать сызнова, то с досадой замечала, что еж развернулся и тихонько уползает. Кроме того, всякие рытвины мешали ежу катиться, солдаты же то и дело раскрючивались и меняли места. Так что Аня вскоре пришла к заключенью, что эта игра необычайно трудная.
Участники играли все сразу, не дожидаясь очереди, все время ссорились и дрались из-за ежей, и вскоре Королева была в неистовой ярости, металась, топала и не переставая орала: «Отрубить голову, отрубить…»
Ане становилось страшновато: правда, она с Королевой еще не поссорилась, но ссора могла произойти каждую минуту. «Что тогда будет со мной? – подумала она. – Здесь так любят обезглавливать. Удивительно, что есть еще живые люди!»
Она посмотрела кругом, ища спасенья и рассуждая, удастся ли ей уйти незаметно, как вдруг ее поразило некое явленье в воздухе. Вглядевшись, она поняла, что это не что иное, как широкая улыбка, и Аня подумала: «Масляничный Кот! Теперь у меня будет с кем потолковать».
«Как ваши дела?» – спросил Кот, как только рот его окончательно наметился.
Аня выждала появленья глаз и тогда кивнула. «Смысла нет говорить с ним, пока еще нет у него ушей или по крайней мере одного из них», – сказала она про себя. Еще мгновенье – и обозначилась вся голова, и тогда Аня, выпустив своего фламинго, стала рассказывать о ходе игры, очень довольная, что у нее есть слушатель. Кот решил, что он теперь достаточно на виду, и, кроме головы, ничего больше не появлялось.
«Я не нахожу, что играют они честно, – стала жаловаться Аня. – И так они все спорят, что оглохнуть можно. И в игре никаких определенных правил нет, а если они и есть, то во всяком случае никто им не следует, и вы не можете себе представить, какой происходит сумбур от того, что шары и все прочее – живые существа. Вот сейчас, например, та дуга, под которую нужно было пройти, разогнулась, и вон там прогуливается. Нужно было моим ежом ударить по ежу Королевы, а тот взял да и убежал, когда мой к нему подкатил».
«Как вам нравится Королева?» – тихо спросил Кот.
«Очень не нравится, – ответила Аня. – Она так ужасно… (тут Аня заметила, что Королева подошла сзади и слушает)… хорошо играет, что не может быть сомненья в исходе игры».
Королева улыбнулась и прошла дальше.
«С кем это ты говоришь?» – спросил Король, приблизившись в свою очередь к Ане и с большим любопытством разглядывая голову Кота.
«Это один мой друг, Масляничный Кот, – объяснила Аня. – Позвольте его вам представить».
«Мне не нравится его улыбка, – сказал Король. – Впрочем, он, если хочет, может поцеловать мою руку».
«Предпочитаю этого не делать», – заметил Кот.
«Не груби! – воскликнул Король. – И не смотри на меня так!» – Говоря это, он спрятался за Аню.
«Смотреть всякий может», – возразил Кот.
Король с решительным видом обратился к Королеве, которая как раз проходила мимо.
«Мой друг, – сказал он, – прикажи, пожалуйста, убрать этого Кота».
У Королевы был только один способ разрешать все затрудненья, великие и малые.
«Отрубить ему голову!» – сказала она, даже не оборачиваясь.
«Я пойду сам за палачом», – с большой готовностью воскликнул Король и быстро удалился.
Аня решила вернуться на крокетную площадку, чтобы посмотреть, как идет игра. Издали доносился голос Королевы, которая орала в яростном исступлении. Несколько игроков уже были присуждены к смерти за несоблюденье очереди, и стояла такая сумятица, что Аня не могла разобрать, кому играть следующим. Однако она пошла отыскивать своего ежа.
Еж был занят тем, что дрался с другим ежом, и это показалось Ане отличным случаем, чтобы стукнуть одного об другого; но, к несчастью, ее молоток, то есть фламинго, перешел на другой конец сада, и Аня видела, как он, беспомощно хлопая крыльями, тщетно пробовал взлететь на деревцо.
Когда же она поймала его и принесла обратно, драка была кончена, и оба ежа исчезли. «Впрочем, это неважно, – подумала Аня. – Все равно ушли все дуги с этой стороны площадки». И, ловко подоткнув птицу под мышку, так чтобы она не могла больше удрать, Аня пошла поговорить со своим другом.
Вернувшись к тому месту, где появился Масляничный Кот, она с удивлением увидела, что вокруг него собралась большая толпа. Шел оживленный спор между палачом, Королем и Королевой, которые говорили все сразу. Остальные же были совершенно безмолвны и казались в некотором смущеньи.
Как только Аня подошла, все трое обратились к ней с просьбой разрешить вопрос и повторили свои доводы, но так как они говорили все сразу, Аня нескоро могла понять, в чем дело.
Довод палача был тот, что нельзя отрубить голову, если нет тела, с которого можно ее отрубить; что ему никогда в жизни не приходилось это делать и что он в свои годы не намерен за это приняться.
Довод Короля был тот, что все, что имеет голову, может быть обезглавлено, и что «ты, мол, порешь чушь».
Довод Королевы был тот, что, если «сию, сию, сию, сию же минуту что-нибудь не будет сделано», она