пальцев побелели, а глаза налились кровью.
Раньше я только слышал о ярости, которая поглощает человека, забирая часть его души, а теперь ощущал её, позволив изменить что―то внутри себя.
— Это ты виноват! ― закричал, чувствуя, как боль внутри всё сильнее пережимает вены. ― Из―за тебя её не стало!
Томас молчал. Переключая кнопки на приборах, он смотрел куда угодно, но только не на меня.
— Ты пошел на преступление ради денег, а теперь бежишь! ― продолжал, не зная, чего хочу больше ― вывести отца из себя или убедиться в собственной правоте. ― Ты убил её! ― слезы бесконтрольно брызнули из глаз. ― Убил мою подругу! Убил Эрин!
Последние слова приглушила тупая боль; голос сорвался. Томас схватил меня за затылок и, намеренно причиняя боль, наклонил к себе.
— Не смей, ― сквозь зубы прошипел он, ― больше никогда не смей говорить ничего подобного. Иначе я сверну тебе шею. Ты понял?
Он резко отпустил меня, заставив стукнуться головой о руль. Я не послушался. Не замолчал. И добился своего ― довел отца до предельной точки. Я так и не понял, что произошло дальше, осознал лишь, что вертолет накренился и пошел на снижение. Лопасти задели дерево ― кажется, это было оно ― приборы запищали, и в следующую секунду нас резко закрутило.
Я не помнил момент, когда мы упали. В памяти остались лишь обрывки каких―то фраз, но и они со временем безвозвратно стерлись. А ещё ужасная ноющая боль. Голову словно одновременно рвало без малого тысяча снарядов. Дышать было трудно ― это тоже осталось в памяти. И запах крови ― его забыть я тоже так и не смог.
А ещё тело отца, придавленное грудой тяжелого металла. Мертвое тело.
Но я не плакал.
Пытался подняться, но не смог ― ногу зажало, и как не пытался, её было не вытащить. Я не знал, сколько пролежал без движения, но казалось, что шансов на спасение уже нет.
Да и что мне было терять? Мама ушла. Эрин тоже. Осталась только сестренка― ради неё бы и жить, только вот нужен ли я ей такой? Настоящий сын своего отца? Ведь я чувствовал, что буду таким же. Точно буду. Гены всегда берут своё.
Глаза закрывались. И очень хотелось пить. Мне казалось, что вот они ― последние минуты моей жизни. И жалел лишь о том, что так и не обниму на прощание Элейн. Не скажу, как сильно её люблю.
Солнце в тот день светило очень ярко ― и это тоже врезалось в память ― я помнил это ещё и потому, что тогда смотрел прямо на него. Глаза почти окончательно закрылись, но я помнил, как ноге стало легче. Словно обломок вертолета перестал на неё давить.
Перед тем, как потерять сознание, ощутил чье―то нежное прикосновение и увидел пару больших карих глаз ― ангела ― а затем провалился в темноту.
Три месяца спустя.
Дыхание. Я ощущал дыхание, но не мог понять, с какой стороны именно ― в одну секунду оно было здесь, в следующую уже там.
— Ты должен не просто закрыть глаза. Ты должен отключить разум. ― знакомый голос проникал в сознание, то отдаляясь, то снова становясь ближе. ― Должен слиться с природой. Стать её частью. Осознать, что вы неделимы.
Кваху передвигался бесшумно, оказываясь то за спиной, то спереди, то сбоку. Но перемещения совсем не этого человека сейчас так заботили меня, а индейца, который держал в руках палку, собираясь напасть на меня, усвоив урок.
— Почувствуй своего врага. Ощути его сердцебиение. Узнай мысли. Предугадай удар.
Пытался сосредоточиться на сердцебиении мальчишки из племени, но кроме собственного ― дико стучащего ― больше ничьего уловить не смог.
— Забудь о зрении. Слушай. Научись понимать язык своего тела.
Выдохнул и неосознанно отступил, услышав, как воздух всего в нескольких дюймах рассекла палка соперника. Интуиция? Везение? В любом случае, чем бы это ни было, появилось оно весьма вовремя.
— Ощути мир вокруг. Позволь ему войти в тебя. Открой в себе силу. Не сопротивляйся, но борись. ― голос Кваху отдалился, а затем вдруг стал громче. ― Чавеио! Борись!
Повернулся на голос, и это стало моей ошибкой. Удар индейца прилетел мне прямо в ногу, заставляя согнуться и от неожиданности застонать.
— Не могу! ― открыв глаза, вскрикнул, бросая бесполезную палку на землю. ― У меня не получается!
— Никогда не говори, что ты чего―то не можешь. ― спокойно сказал Кваху, делая ко мне шаг. ― Великий дух слышит всё, что живет в наших умах и сердцах.
— Пусть слышит! ― вспылил и, качнув головой, на секунду прикрыл глаза. ― Я… другой. Не такой, как вы. И никакого Великого Духа внутри меня нет. Я просто сын убийцы. И это клеймо ничем не смыть.
Кваху помолчал, а затем кивнул парнишке, который помогал ему обучать меня.
— Есть одна легенда, и я хочу, чтобы сегодня ты её услышал. ― ничего не ответил, но Вождю это и не требовалось. Он повернулся и посмотрел в сторону гор. ― Однажды Создатель собрал всех своих детей вместе и сказал: «я хочу спрятать от людей то, что они ещё не готовы принять ― это осознание того, что они сами создают свою собственную реальность». Орел выслушал его и сказал: «дай это мне, на луне оно будет в безопасности». Создатель подумал и ответил: «нет, придет время, и они отправятся туда». Тогда Лосось сказал: «я спрячу это на дне океана». «Нет», ― ответил Создатель, ― «они найдут Его и там». Бизон кивнул и предложил: «доверь это мне. И я захороню Осознание на великих равнинах». Создатель качнул головой и ответил: «они разрежут землю и найдут Его». Бабка―крот, которая живет в самом сердце Матери Земли, не имея зрения, но обладая духовными глазами, произнесла: «тогда просто вложи это в них самих». Создатель так и сделал. ― Кваху подошел ближе и, подняв палку с земли, протянул мне. ― Все наши Пути ведут к нам самим; к Духу внутри нас. И лишь научившись слышать и понимать его, ты научишься быть сильным и сможешь победить своего самого величайшего врага.
Взял палку из рук наставника и ощутил, как сердце знакомо затрепетало. Что―то в сознании будто переменилось. Но неужели какая―то глупая легенда, в которой наверняка нет ни доли правды, способна заставить мыслить по―другому? Начать видеть мир иным?
— Кого? ― спросил, не сумев сдержать вопроса. Любопытство ― один из самых опасных человеческих пороков, и сейчас оно взяло надо мной верх. ― Кто мой главный враг? Кто, Вождь? Скажи мне!
Кваху промолчал и, задумавшись, слабо мотнул головой ― едва
