на железной дороге и по проселкам стояли реквизиционные отряды. Продовольствие отбиралось, продавцы и покупатели расстреливались. Астрахань, окруженная хлебом и рыбой, умирала с голода. По воспоминаниям современников, «город был похож на остров, вымирающий от жажды, среди пресного моря». С января 1919 года продовольственная ситуация сулила рабочим Астрахани настоящий голод. Власть уже было решилась даровать рабочим право вольной закупки продовольствия, но центр отозвал главу края председателя РВС Каспийско- Кавказского фронта А.Г. Шляпникова за его мягкую политику, назначив на его место более решительного и жесткого К.А. Мехоношина. Вместо ожидаемого разрешения ситуации, началась новая волна репрессий.
В марте 1919 года, с подачи «группы Флеровского» на судах Астраханской флотилии были, так же, как и перед этим на Волжской флотилии, окончательно упразднили судовые комитеты и усилено присутствие комиссаров. Но быстро искоренить анархистские традиции, самомнение о своей исключительной роли в революции, пьянство и грабежи «братвы» так и не удалось.
Сохранению анархических принципов поведения способствовала не только привычка матросов к «кубриковой демократии», но и удаленность Астрахани от Центра, черноморский и бакинский «синдромы» большой части матросов, включение в состав флотилии ранее действовавших самостоятельно на Волге вооруженных судов с командами полностью состоящими из анархистов.
Так в начале 1919 года комиссар флотилии И.Н.Гольцов жаловался в РВС, что «действуя самостоятельно, развивая партизанщину, они (матросы – В.Ш.) нарушали общий план боевых операций, помогали тем самым врагу». Кроме того, сильно сказалась общая «левая» экономическая политика Центра, запрет свободной торговли и продразверстка. Если на Дону такая политика вызывала казацкие восстания, а на Украине «атаманщину», то в низовьях Волги и на Каспии продразверстка выражалось, прежде всего, в стремлении обобществить рыбаков-частников. «Ответка» последовала незамедлительно астраханские рыбаки на своих «рыбницах» и по сухому пути начали массово уходить от репрессий к белым в Петровск. «Измены» рыбаков только усилили желание властей, навести порядок, с помощью особой жесткости к «врагам революции». Особенно обострилась ситуация с декабря 1918 года, когда до Астрахани добрались лишь 13 тысяч из 60-тысячной 11-й армии, отступавшей, под напором белых, с Северного Кавказа. Да и из дошедших, почти половина попала на голые нары нетопленых сыпнотифозных бараков. При этом среди вышедших остатков 11-й армии было много матросов-черноморцев. Именно ими, по указанию прибывшего из Москвы С.М. Кирова, и начали комплектовать вводимые в строй вооруженные суда. Все это происходило в условиях нарастания угрозы наступления белых. В такой непростой обстановке начало расти возмущение рабочих, частников-рыбаков и остального населения города, недовольного отменой свободы торговли, задержкой выдачи пайков и красным террором. Одновременно виновников своих бед искали и добравшиеся до Астрахани матросы-черноморцы.
В этих условиях и произошли трагические события 10–11 марта 1919 года. Историк-эмигрант С.П. Мельгунов, в своем исследовании «Красный террор», привел наиболее полное, но, безусловно, весьма предвзятое, описание этих событий. Согласно С.П. Мельгунову, все началось с 10-тысячного мирного митинга астраханских рабочих, который был разогнан матросами, с применением оружия. Вначале, после отказа рабочих разойтись, был дан залп из винтовок, затем ударили пулеметы, а в довершение всего толпу закидали гранатами. При этом число жертв среди рабочих превысило две тысячи человек.
После разгона демонстрации матросы и чекисты начали арестовывать рабочих по всему городу и расстреливать их в комендатурах и на пароходах. Расстрелянных свозили ночами на кладбище, где грудами сваливали под видом «тифозных». Среди прочих особенно выделялся пароход «Гоголь», команда которого только за одну ночь убила и сбросила за борт около 180 человек. Через несколько дней волна расстрелов перекинулась и на астраханских «буржуев». Развязанный террор начал стихать только к концу апреля. В это время в Астрахани не осталось ни одного дома, которого бы не коснулась волна репрессий. Улицы города стали безлюдны. Советская историография ход событий, изложенный С.П. Мельгуновым (и во многом справедливо), отрицает. В ней, например, можно встретить следующее утверждение: «В марте белогвардейцы подняли в городе мятеж, попытавшись захватить боевые корабли, но военные моряки подавили его». В других советских источниках «морской характер» событий особо не высвечивается, хотя и признается (матросы «особенно отличились»), что в подавлении мятежа «военморы были ударной силой». Подобную оценку, видимо, следует признать в основном верной, с точки зрения именно роли матросов. Следует признать и героизм матросов, проявленный при подавлении мятежа, который обычно отмечали советские историки. При этом они, как правило, недооценивали роль матросских левоэкстремистских настроений, которые значительно увеличили число жертв. Не случайно астраханские события 1919 года начались именно со столкновения матросского караула с демонстрацией рабочих, стремящейся пройти в порт. Здесь в значительной степени проявилось непонимание матросами местных интересов, по сравнению с их собственными интересами «мировой революции». Именно так все происходило год назад в Баку, когда именно непонимание матросами местной ситуации, спровоцировало жуткую армяно-арзербайджанскую резню.
Что касается Астрахани, то матросы участвовали не только в подавлении демонстрации рабочих, но и в развязанном затем в городе терроре. В частности, важную роль в деятельности местной ЧК сыграли бывший комиссар Каспийской флотилии в Баку матрос П.Г.Ларионов и председатель Ревтрибунала флотилии и 11-й армии матрос Т.И. Ульянцев. В жестокости их приговоров просматривается стремление «отыграться» за трагедию 11-й армии, к которой Т.И. Ульянцев был сам непосредственно причастен, как один из основных комиссаров Северного Кавказа. То же стремление свести счеты просматривается и в отношении П.Г. Ларионова, который старался «реабилитироваться» за события 1918 года в Баку и за расстрелянных бакинских комиссаров.
Впрочем, рабочие так же, скорее всего, готовились не только митинговать. В подготовленных ими хранилищах матросами было найдено приготовленное оружие. Поэтому ряд историков считает, что в данном случае чекисты с матросами только сыграли на опережение, успев пресечь в самом зародыше хорошо организованный вооруженный мятеж. Именно узнав об обнаружении складов с оружием, С.М. Киров, якобы и издал свой печально знаменитый приказ: «Приказываю беспощадно уничтожать белогвардейскую сволочь, применяя все виды обороны, имеющиеся в нашем распоряжении».
Как бы то ни было, но в результате развязанного в городе и на флотилии террора, прибывшие с Балтики военные специалисты (из бывших офицеров) были деморализованы и запуганы до такой степени, что боялись вообще что- то предлагать, а не то, что делать. Кстати, вскоре в Астрахань прибыл, известный своими зверствами в Пятигорске чекист Г.А. Атарбеков, еще больше ухудшивший своими действиями ситуацию не только в городе, но и на флотилии. В ходе разбирательства чекисты, под руководством Г.А. Атарбекова, «изобличили» многих прибывших с Балтики бывших флотских офицеров. Увы, в Астрахани вменить им было особенно нечего, так как военспецы только туда прибыли. Поэтому они были обвинены в организации некого «кооператива морских офицеров» в Гельсингфорсе (!?), занимавшегося шпионажем,
