– Так о чем вы пришли просить?
А он не слишком зарвался? Папея наморщила нос.
– Скоро вашего мужа распнут как преступника, – продолжал Варрес тем же суровым тоном.
Да что он, не может сбиться с одного настроения на другое, даже глядя на реальных союзников? Или не видит в ней силы? Торможение мысли – не то качество, каким должен обладать политик! Помимо воли, Папея должна была признать, что Секутор ему десять костей вперед выбросит.
– Мой муж не имеет для меня значения, – твердо проговорила она. – В отличие от семейного имущества и тех прав, которые дают детям и внукам занимаемые им должности. Если мы договоримся, то вы, как диктатор, сможете рассчитывать на поддержку моей фамилии, рода моего отца, всех Магнов.
Папея уже по буквам разжевала диктатору выгоды возможного союза. Тугодум! «Как тебе удалось обокрасть казну, когда ты на каждом шагу медлишь и собираешься?»
– А в чем будет выражаться эта поддержка? – осторожно спросил Варрес. – Ваша семья совсем недавно отдала много денег на цирковые игры со зверями, думая так угодить плебсу.
«Тугодум-то тугодум, но много чего замечает!»
– Моя семья хотела укрепиться в отсутствие Секутора. Он задумал развестись со мной и отнять по праву причитающееся имущество. Не ради вашей ли дочери?
Папея не боялась, что Максенций Варрес сейчас встанет на сторону Юнии: с дочерью он порвал давно, а с Мартеллом они претендуют на одно место – диктатора Вечного Города. Она так и не уложила в своей голове, что муж не хочет становиться диктатором. Ни в старых республиканских традициях: пришел – сделал – удалился, не посягая на власть Сената. Ни в новых, которые вместе с чередой гражданских войн принесли Марсий и Сол: пришел – перерезал несогласных – собрал покорный Сенат.
Кем же он хочет быть? Этого не знал пока даже сам Мартелл. Требовал причитающихся ему по закону триумфов. Но каждый из друзей и врагов понимал: это только начало. Проконсула точно что-то вело, тащило на поводу. Даже Юния пришла в его жизнь не сама по себе, не своей волей, хотя своеволия ей было не занимать! Но в данном случае ее желание совпадало с чем-то большим, что разворачивало командующего в сторону от старых, нахоженных дорог. К чему? Этого он не мог осмыслить, но ощущал душой.
Ему что-то показывали, через что-то вели. Боги, почему он так слеп! На этом пути чужая жена Юния была для него парусом, который надувает неведомая сила, неся лодку, помогая проскакивать на скорости пороги и мели. Разве такую женщину отдают?
– Либо вы гарантируете мне, что после победы имущество Секутора не будет конфисковано в казну, как оставшееся после преступника, а перейдет ко мне, – заявила Папея. – Либо все Магны, а это большинство трибунов, центурионов и квесторов в верных Сенату легионах, покинут войска.
Максенций Варрес, набычившись, смотрел на нее. Эта женщина выкручивала ему руки. Не сказать хуже. И делала это умело, с немалым сладострастием. Папея являла всю силу патрицианского тщеславия – только род держит человека на плаву. Родом он силен, о роде заботится, род закроет его в нужный момент.
Но Папея недооценила жадность своего чаемого союзника. Варрес просто не мог расстаться с деньгами, пусть еще и не полученными, но которые уже шли ему в руки. Ведь казна, в условиях диктатуры, это почти его, Максенция, собственность.
– Пусть так, – угрюмо сказал он. – Но имущество будет конфисковано.
Папея сморгнула. В первую секунду она даже не поняла, что ей отказывают. Как? Почему? Это же не логично! Он хочет проиграть?
Варрес хотел денег. Он словно ослеп. Возможно, головой понимал, насколько выгодно, даже единственно возможно ее предложение. Но тут вступила в борьбу алчность, а она давно заглушила в диктаторе остальные чувства. Он медяка-то не мог отдать! Подбирал на улице оброненные согражданами монеты.
– Нет, – повторил Максенций Варрес. – Все средства мятежника и предателя Мартелла будут конфискованы. В том числе и ваш дом.
Папея обомлела. Топнула ногой. И, больше не произнеся ни слова, вышла.
В тот же вечер вся ее родня покинула армию. Пусть попляшут без них!
⁂
В последнюю ночь перед наступлением на Вечный Город Сабина сама пришла к Фламму. Он был уверен, что женщина в Кориолах, но та нарочно последовала за армией на муле, когда-то купленном ей во время бегства из Лациума. Прибилась к обозу. Была встречена и оставлена при кухне Юнией, которая покровительствовала единоверцам, тем более таким – не по своей воле знаменитым, а значит, несчастным.
Сабина быстро приспособилась, варила легионерам ячменную похлебку и бобы с чесноком. Фламма не видела. Но перед битвой все же разыскала его. Он дрых в палатке на восемь человек, вместе со своей контуберией[36], и, увидев булочницу, был несказанно удивлен.
Выполз наружу. Под теплые осенние звезды.
– Откуда ты тут?
Сабина пошмыгала носом.
– Чего тебе?
Она еще жалобнее принялась шмыгать.
– Если меня убьют завтра, пожалеешь?
Женщина не стала его больше слушать, а закрыла поцелуем рот. И уже оба запыхтели в темноте.
Глава 19
Сражение
«Оставьте пустое тщеславие и похвальбу победой, но со смирением и робостью вглядитесь в будущее, ожидая жребия, который воздаст нам бог».
Плутарх. «Сравнительные жизнеописания».Вечный Город лежал на холмах. Он был овеян утренним туманом. От тысяч очагов поднимались слабые дымки. Мартелл всю ночь просидел у своей палатки, глядя на родной Палатин, на Форум, на Капитолий и на островок Асклепия посреди Тиброны, куда со всех концов свозили нищих и больных. На стену, которую он всю жизнь привык мысленно защищать, и никогда не думал, что придется ее штурмовать.
Будет ли битва? Может, пронесет? Очень не хотелось окроплять поля кровью своих же сограждан. Потом на них вырастут маки, чей сон несет забвение, или гранаты – дерево мертвых.
Ничего этого лично ему было не надо. Сердце хотело только покоя. Но как успокоиться, когда вокруг такой непорядок? Когда республика, затягивая свое уже невозможное существование, дошла до последней черты: всеобъемлющее воровство, нестерпимый разврат, а тут еще и людей в цирках травить зверьми начали! Сами-то мы кто? Люди или звери?
Со стороны пригорода Мульви через приток Тиброны шел Мульвийский мост, по которому завтра должны промаршировать его солдаты. Выведет ли кто-нибудь против них оставшиеся верными Сенату легионы?
Как пойдет битва? Одного наскока будет достаточно? Или придется прорубать дорогу? Свои же. Как во времена Марсия и Сола. Всю жизнь он хотел избежать повторения той полосы времени – гражданских войн. Всегда поздравлял себя с тем, что ни при своем консульстве, ни позже не допустил подобного нечестья. Но теперь сам же и привел в Вечный Город солдат!
