— Здесь все указания.
— Указания? — ухмыльнулся Шампус. — Были времена, когда они боялись слово лишнее сказать. А сейчас — указывают.
Сорвав восковую печать Совета, представляющую собой круг с девятью клинками, Шампус расправил лист и углубился в чтение.
Валтор отвернулся к артефактам, малая часть которых оставалась все еще активирована, и голосом, лишенным эмоций, сказал:
— Если ты откажешься передать им «иную», они вынуждены будут забрать ее силой.
— Надо полагать, они прибудут в полном составе? — спросил король, не отрываясь от чтения.
Несколько минут прошли в полной тишине.
— На этот раз они превзошли себя, — наконец сказал Шампус. — Раззвонили на все королевство, что во дворце проживает «иная». Потребовали подчиниться закону и передать им девчонку. Даже дату назначили.
— Что будешь делать?
Шампус улыбнулся своим мыслям. Медленно разорвал лист и бросил клочки на пол.
— На их стороне закон, — Валтор развел руками.
— Закон давно требует изменений.
— Народ встал на сторону Совета.
— Все к лучшему. Я давно планировал послать вооруженную армию магов на помощь императору. Империя переживает тяжелые времена. Наш долг поддержать большого брата, несмотря на все наши разногласия в прошлом.
— Выходит, ты не намерен отступать.
— Они ее не получат.
И дело не только в «иной».
Власть развращает. Абсолютная власть доводит до маразма. Девять хранителей первичного знания возглавляющих Совет Судеб, только и ждут дня, когда смогут сместить его. Ненасытные ублюдки в выбеленных тогах искренне верят в то, что им по силам изгнать повелительницу Мрака и ее демонов обратно в низшую сферу. Что ж, он не позволит глупцам объединить энергию своих универсумов, не позволит воссоздать мистическое оружие, не позволит вновь открыть портал между мирами. Хотят создать новый мир и встать во главе его? Пусть катятся в бездну. Он их проводит.
— Совет не раз отступал передо мной, подавляя свою ненависть. Отступит и сейчас, — рассудил Шампус.
— Меня пугает твое спокойствие, — помертвевшим голосом произнес Валтор.
Я положила ладонь на стекло, которое служило границей, разделяющей мир сумрачных гор, залитый яркими красками свободы, и серый безрадостный мир реальности, сковывающий мою жизнь дворцовыми стенами.
«Как мало времени осталось» … — думала я, ощущая, как проникает в меня холод оконного стекла.
Ночью кто-то принес старику-лекарю травяной настой. Мужчины тут же ввели его в вино и разлили напиток по глиняным кубкам. Притворяясь спящей, я слушала тихие голоса, которые доносились из-за приоткрытой двери хранилища. Лекарь пил не спеша, он рассказывал состав новой мази, которая хорошо справлялась с гнойными ранами, а когда вино немного развязало ему язык, поделился своим горем, как он до седьмого пота трудился, чтобы вернуть меня к жизни, когда шансов на успех практически не было. А когда ему удалось одержать победу над смертью, он узнал, что во дворец прибывают девять хранителей первичного знания… Нет, предать смерти «иную», чтобы не выпустить на свободу все зло низшего мира, дело, конечно, хорошее, но он потратил столько сил, чтобы удержать в моем теле искру жизни! Лекарь хмелел и говорил снова и снова, но я уже не слушала его…
С первыми лучами, я, утомленная долгой и напряженной ночью, проведенной в раздумьях, потребовала вернуть меня во дворец. Лекарь попытался меня удержать. Он говорил, что еще не время, что мое тело слишком слабо — ведь я даже ходить не могу без помощи, — но я стояла на своем. И старик уступил.
Поддерживая под руку, Велория сопроводила меня в королевские покои. Я оглядела комнату. В ней ничего не изменилось: угловой диван и кресло, обитые изумрудным аскамитом, ширма, резной столик и корзинка с охапкой свежесрезанных роз, наполняющих комнату теплым нежным ароматом. Все было таким же, за исключением существа, которое холодно-безучастным взглядом смотрело на меня из зеркал: худые щеки, заостренные скулы и белая кожа, которую закрытое серо-жемчужное платье из дамаска сделало просто прозрачной. И это призрачное существо было мной.
«Нужны шпильки», — думала я, приглаживая безжизненно-тонкой рукой небрежные прядки.
— Тебе нужно поесть, — сказала Велория.
— Спасибо, не голодна.
Вскоре подали мой любимый чай с ароматными медовыми шариками, сдобные булочки с яблочным соусом, фрукты, и сыр с медом. Не поднимая головы, одна из прислужниц поинтересовалась, желает ли госпожа что-нибудь еще.
«Госпожа?» — мысленно повторила я, скрывая свое удивление.
Болезнь заставила меня сбросить личину Ликерии. Я больше не ваша королева, но вы, словно театральные куклы в руках короля, встречаете меня низкими поклонами и продолжаете называть своей госпожой.
Должно быть непросто прислуживать «иной»?! Впрочем, долго это не продлится.
Завтрак уже ждал меня на диванном столике, а я недвижимо стояла у окна, вглядываясь в пейзаж. Всегда одинаковый не зависимо от времен года, наполовину темный и наполовину светлый, он под дождями и солнцем каждый раз был непредсказуемо прекрасным: обнаженную без единого островка зелени каменную плоть, застывшую в траурном облачении, венчала светлая корона вечного неба. Но тут я вдруг вспомнила несчетное количество тел, упокоенных в мрачной и жутко холодной пещере, и картина вмиг утратила свое великолепие.
Тонкие пальцы сжались в кулак.
— Что тебя беспокоит? — спросила Велория.
Камеристка сидела на моей постели, расслабленно покачивая ногой. Она не могла знать о подслушанном мной разговоре. Не догадывалась она и о мыслях, которые роились в моей голове.
Пришлось сделать над собой усилие, и с рисованной улыбкой, бросить на нее растерянный взгляд:
— Какой сегодня день? Я потеряла счет времени…
— Второй день первого весеннего месяца.
Я кивнула, больше ничего не сказав.
В этот момент я поняла, что очень устала. Устала от бесконечных угнетающих мыслей, от бессильного, обезображенного болезнью тела, от пустого и разрушительного чувства надежды. Я столько сил потратила на борьбу со смертью, а что имею в итоге? … Мама часто говорила мне, что я обладаю уникальным и неповторимым даром. Что я не такая как все. Но что в этом хорошего? Какую бы я не выбрала дорогу, каким бы путем не пошла, все сводится к одному: помост с немногочисленными зрителями, облаченными в белые тоги, костер, с играющим до небес пламенем и сожженное до неузнаваемости тело. Мое тело.
«Чертов Совет! Чертовы ублюдки в белых одеждах. Да пропади они все пропадом! — в сердцах воскликнула я. Взгляд упал на серо-аметистовый эфес меча, и я со странной отчужденностью подумала: — Ну нет, я не доставлю им такой радости. Они не получат меня».
— С отъезда Ликерии ты ни разу не обнажила его, — проследив за моим взглядом, сказала Велория. — Я унесу его.
