– Она очень меня заинтересовала. – Томас обращался к оконному стеклу и видел в нем ее счастливую улыбку, вспоминал, как легко она порой поддается гневу, особенно если Томасу удавалось ее раздразнить. Он покачал головой и позволил себе поморщиться. – Когда мы врозь, я ни о чем не могу думать, кроме нее. Все эти недели я только и размышляю о ней, о том, как мы снова встретимся, как я помогу ей осваивать правила этикета, о том… о том… о том…
– Ну-ну.
Внезапно Томаса озарило; он повернулся к Хантли и увидел на его лице нескрываемое удовольствие. Это задело Ковентри.
– Ты что, насмехаешься надо мной? Тебя забавляет то, что я говорю?
– Веселюсь от всей души, да только ты пока что не ответил на мой вопрос. – Улыбка Хантли стала еще шире. Он махнул Томасу рукой. – Давай-давай. Думается, на тебя вот-вот снизойдет озарение.
«…О том, чтобы целовать ее, обнимать, удовлетворить желание, которое горит в нас обоих».
Эти слова Ковентри мудро удержал при себе. Но что при этом рисовалось его воображению! Эти видения причиняли ему муки и не давали спать по ночам. И тем не менее он сознавал, что это порождено не одной лишь похотью и не одно лишь чувство долга заставляло его все время думать об Амелии. Их связали более прочные узы и та нежность, которую она в нем вызывала. Он полюбил ее. Очень сильно. Гораздо сильнее, чем кого-либо прежде.
Женитьба всегда представлялась Ковентри чем-то совершенно невозможным, пока в его жизнь не вошла Амелия и не убедила его в том, что она – именно та женщина, которая ему нужна. Теперь брак казался ему не просто возможным, но и желанным. С тех пор как Томас это понял, он не просто хотел сделать Амелию неотъемлемой частью своей жизни. Он чувствовал, что она нужна ему как воздух. И когда ее ранили… ему показалось, будто это он сам получил смертельный удар. А из этого следовал лишь один-единственный вывод. Разве не так?
– Я люблю ее, – произнес Ковентри вслух, впервые признавая очевидное. Эти слова ему самому доставили удовольствие. Они несли в себе зачатки новой жизни, в которой вполне возможно наконец-то завоевать Амелию. Теперь он мог перестать валять дурака и окружить эту девушку любовью, которую она по праву заслужила. – Люблю так сильно, что сам едва в это верю.
– В таком случае даю вам свое благословение – при условии, что Амелия согласится стать твоей женой.
Томас от души поблагодарил Хантли и попрощался с ним, твердо уверенный в том, что вернется сюда через несколько дней, когда Амелия почувствует себя лучше. Оставалось лишь надеяться, что он не упустил шанса добиться ее благосклонности.
Амелия сидела на террасе вместе с Габриэллой и Джульеттой, наслаждаясь чаепитием и вновь обретенной свободой. Заточение в спальне осталось позади. Амелия провела там долгих трое суток и теперь всерьез подумывала о том, чтобы больше туда не возвращаться. Она бы с удовольствием переночевала здесь, на одном из диванчиков, но сомневалась, что Пирсон одобрит подобное нововведение.
– Ну, теперь мы знаем все о тех, кто влюблен в Амелию. Давайте послушаем Джульетту, – усмехнулась Габриэлла и взглянула на младшую золовку.
Она ни на минуту не прекращала расспросы, с тех пор как узнала, что за Амелией ухаживали не менее трех джентльменов, из коих двое сделали ей предложение. И коль скоро к ним в дом ежедневно доставляли все новые и новые букеты цветов, трудно было избежать разговоров об этом.
– Я не могу рассказать ничего даже отдаленно столь интересного, как то, что поведала нам Амелия, – сказала Джульетта.
– Но кто-то ведь у тебя есть на примете? – не отставала от нее Габриэлла.
– Да не то чтобы… – пожала плечами Джульетта. – Кажется, лорд Йейтс проявил ко мне определенный интерес, но мне не хочется даже думать о том, чтобы выйти за него замуж.
– А он ведь человек приятный, и титул у него имеется, – заметила Амелия.
– Я отдаю этому должное, но мое сердце остается равнодушным к его достоинствам.
– Вижу, среди нас есть еще одна романтичная особа, – сказала с улыбкой Габриэлла.
– А разве плохо мечтать о любви? – спросила Джульетта, как будто оправдываясь.
– Ничего плохого в этом нет, – согласилась Габриэлла. – Встретила ли ты мужчину, который мог бы вызвать в тебе глубокую привязанность?
Джульетта помолчала, а затем ответила, пожав плечами:
– Кажется, нет.
Амелия усомнилась в том, что это соответствует действительности – достаточно было взглянуть на зардевшиеся щеки Джульетты. Но она решила не развивать эту тему, уважая право сестры на секреты. Не вдаваться в детали было тем легче, что на террасе появился Пирсон.
– Леди Амелия, вас желает видеть герцог Ковентри.
– Ну наконец-то, – пробормотала Габриэлла и распорядилась: – Просите, пожалуйста.
– Наконец-то? – Амелия вопросительно взглянула на невестку.
– Купидон, несомненно, попал в него своей стрелой, – улыбнулась та. – Я удивлена, что Ковентри смог продержаться так долго.
Амелия нахмурилась. Ей не хотелось обсуждать эту тему, хоть она и знала, что утверждения Габриэллы ни на чем не основаны. Ковентри последнее время засыпал девушку букетами роз, полагая, что ей это понравится. Амелия была благодарна за это проявление внимания, однако предпочла бы, чтобы он этого не делал – после таких подарков ей будет труднее ему отказать.
Но вот он пришел, и она поняла, что и без цветов ей было бы все труднее и труднее отказывать ему. Герцог был ослепителен в своем бежевом сюртуке с темно-серым бархатным воротником. Брюки тоже были бежевыми, а коричневые башмаки завершали ансамбль. Его волосы немного растрепались. Он приблизился к дамам с букетом восхитительных пионов. Поклонившись, Ковентри обратился к хозяйке дома:
– Ваша светлость, позвольте поблагодарить за приглашение. Эти цветы – вам.
И он протянул букет Габриэлле, которая поднялась со своего места, чтобы принять цветы, как и подобает.
– Какая обворожительная форма подкупа, ваша светлость. – Она выразительно посмотрела на Джульетту. – Пойдем. Полагаю, герцог хотел бы поговорить с твоей сестрой наедине.
Амелия бросила на невестку недовольный взгляд, но поделать ничего не могла. Габриэлла и Джульетта поспешно покинули террасу и даже плотно притворили за собой двери. Ну ладно! Амелия краешком глаза взглянула на Томаса и заметила, что он теперь выглядел неуверенным, даже, пожалуй, смущенным, и это не только показалось ей необычным, но и вызвало в ее душе смутную тревогу. Ведь герцог Ковентри неизменно был образцом аристократической уверенности в себе.
– Я рад видеть, что вы выглядите совсем здоровой, – проговорил он, и на его губах появилась робкая улыбка.
Амелия вгляделась в него пристальнее, гадая, что бы это могло означать.
– Это правда, – сказала она. – Рана заживает благополучно. Я уже могу ходить по дому, не ощущая ни боли, ни даже дискомфорта.
