--Поверь мне, теперь уж я не откажусь,--сказалая, сама не зная зачем, провоцируя его. Лишь бы поскорей бы все это закончилось.
Он резко развернулся и выхватил меч.
--Защищайся!
Я не шелохнулась.
--И не подумаю!
Гавр заскрежетал зубами.
--Давай! Бери свой меч!
--Так,--протянула я, поднимаясь.--Хочешьсовесть очистить: убил в бою. Противник оказал жесточайшее сопротивление исоздал неминуемую угрозу твоей жизни?
--Не принижай своих достоинств, Беатриче. Втебе течет кровь Отшельника. К тому же ты убила Горгону!
--Я не стану драться с тобой! Если хочешь,просто подойди и сруби мою глупую голову. Я не стану сопротивляться.
--Мне придется это сделать!
--Сможешь?
--Да!
--Ненавижу тебя!
Мы помолчали. Как все предсказуемо и просто.Даже не поинтересовался, хочу ли я этой власти, приму ли ее. Не сомневается,что я всем пожертвую ради бессмертия. Думает, что знает меня лучше меня самой?
--Ладно. Я помогу тебе и избавлю тебя от себясейчас же,--сказала я и направилась к краю крыши.--Что там внизу? Есть обо чторазбиться вдребезги?
Я медленно подошла к белой кромке иостановилась, глядя не вниз, а вперед перед собой. Я не хотела прыгать и оченьнадеялась, что Гавр остановит меня. Но он и не собирался. Я обернулась инакололась на его колючую усмешку:
--Ну, что же ты прыгай!
--Ненавижу тебя!--вскричала я и выхватила меч.Сделав прыжок, я тут же нанесла удар.
Гавр легко увернулся от него, даже не спешаатаковать. За первым моим ударом пришла растерянность, и наместник тут же безсуеты перехватил инициативу и стал методично наносить легко предсказуемыеудары. А я отражала их, только это я и умела. Холод больше не мучил меня истрах тоже. Я восстанавливала в памяти движения рук и корпуса, угол удара,упор, поворот. Гавр не нападал, а словно испытывал меня на прочность. Но вдругон обрушил довольно-таки сильный удар, и я едва не лишилась руки, отпрыгнув впоследнюю долю секунды.
--Отличная реакция,--заметил наместник и сталмедленно ходить вокруг меня, выбирая момент.
В его глазах засверкали искры азарта. Он вошелв раж и начинал биться серьезно. И это значило, что пришел мой конец.Нерешительности больше не было в его взгляде, а лишь увереннаясосредоточенность и боевой запал. Приговор был произнесен, и теперь толькоосталось исполнить его. Ни сожаления, ни сочувствия, ни мук совести. Да, я несоперница ему, а лишь небольшая помеха, которую несложно устранить. Вот ивсе... И где же та первородная дочь Земли, которая всегда побеждает? На чьейона теперь стороне?
Я остановилась и резко отошла в сторону.
--Все! С меня хватит!--закричала я, отбрасываямеч.
--Не хочешь умереть достойно?--удивилсянаместник.
--Да с чего ты вообще взял, что я хочуумереть?! И вот еще, скажи-ка мне, где твоя удивительная прозорливость идоскональное знание человеческой души?! Ты что, так и не понял: не нужно мненикакой власти! Никакого бессмертия и силы! Ничего этого!
--В самом деле? И что же тебе нужно?
--Ты! Ты мне нужен! Потому что я тебялюблю!--неожиданно для себя выкрикнула я охрипшим голосом и закрыла лицоладонями.
Снова налетел ледяной ветер и просквозил меня,растрепав волосы и полы плаща. Как мне хотелось тогда прижаться к нему, такомубольшому и теплому, чтоб согреться и успокоиться. Но передо мной стоялбессердечный истукан. Он оторвал мои руки от лица и попытался поймать мойзаплаканный взгляд.
--Что ты говоришь? Что ты?
--Ты ведь знал, чего добиваться, да? Верноугадал.
--Ты, действительно, думаешь, что я нарочновлюбил тебя в себя?
--Ты бесчувственный и злобный монстр. Я тебяненавижу.
--Ты себе противоречишь.
Он стоял так близко, что я чувствовала еготепло, и держал меня за запястья, не позволяя снова скрыть глаза.
--А хуже всего, что я, как последняя наивнаядура,--попыталась произнести я, но слезы нещадно душили меня, и лишь спустяпару минут я смогла закончить фразу.--Как одержимая надеялась, что и ты менясможешь полюбить.
--Я не могу.
--Да, я понимаю,--сказала я, размазывая слезыпо щекам.--Я давно поняла это. Но ты ведь знаешь, каковы мы, люди. Всегдапитаем глупые надежды.
--Нет. Ты ничего не понимаешь. Я не человек. Яне могу просто любить, как смертный.
--Ну, почему?
--Я обязан всегда сохранять хладнокровие, иначене смогу править.
--Только бесчувственный может править миром.Понимаю.
Я попыталась отойти от него, но он все ещекрепко держал меня за руки.
--Постой. Я хочу, чтоб ты знала: если бы я могсебе это позволить, я бы полюбил тебя. Веришь?
--Нет. Не верю. И не нужно мне больше ничегообъяснять и оправдываться. Оставайся таким, какой ты есть. Видимо, это и в самомделе должно быть так. А меня, если можно, отпусти в мой мир. Я никогда большене появлюсь здесь...
Когда я сообщила Лютому Князю о своем решенииотказаться от власти и вернуться в свой мир, он нисколько не удивился.
--Ты ведь понимаешь, какая это ответственность?К тому же ты все слишком близко принимаешь к сердцу. Для наместника это плохоекачество. Может быть, ты достаточно благоразумна для силы, но слишкоммягкосердечна для того, чтоб обладать властью.
После этого ко мне подошел Урфо и пригласилследовать за ним. Гавр стоял у меня за спиной. Когда меня уводили, яоглянулась, всеми силами памяти, стараясь запомнить его, в последний разнаглядеться, унести с собой. А он смотрел не на меня, а вперед, туда, где натроне восседал его повелитель с черными крыльями за спиной.
Перед самой дверью я вдруг вспомнила о важном.Быстро сняла с руки кольцо и, не зная, что с ним делать, обронила. Онопокатилось по залу, словно замедлив время расставания. Я, какзагипнотизированная смотрела, как оно перекатывается и, падая, долго не можетостановиться и вращается со звоном, отдающимся в самой глубине моего сердца.
Дверь закрылась, и я не успела в последний развзглянуть на Гавра. Не осознавая своих движений, с опустошенной головой ибезразличным сердцем следовала я за Урфо. Мы спускались по крутой лестнице, непомню сколько времени. Мелькал какой-то свет перед глазами, наверное, это былифакелы или фонари, освещавшие путь. Урфо не произнес ни слова за все время, итолько когда он открыл какую-то дверь, я очнулась от оцепенения. Это былапространственная дверь, за которой я увидела трухлявый мост через Черную речку.
