— Да, но не так осознанно и планомерно, как в данном случае, — возразила Гвен. — Мы видим: из Финистер готовили орудие убийства, а душу принесли в жертву. У нее не было ни малейшего шанса! Фактически ее лишили законного права реализоваться как личность.
Ее слова повисли в воздухе, на минуту воцарилась тягостная пауза.
— А как же мы… — рискнула нарушить молчание Корделия. — Разве мы не собираемся сделать то же самое? Удастся ли нам действительно вылечить ее, или это будет еще одна модель, построенная в соответствии с нашими желаниями?
Гвен повернулась к младшему сыну.
— А что скажешь ты, пылкий влюбленный? Нужна ли тебе женщина, о которой ты мечтал, или ты хочешь, чтоб она стала самой собой? Осознаешь ли риск, ведь для новой Финистер ты можешь утратить свою привлекательность, и, напротив, показаться отталкивающим?
Грегори побледнел еще больше, но голос, когда он ответил, был тверд.
— Я хочу, чтоб она восстановила свою сущность. А там посмотрим, подойдем ли мы друг другу.
— Возможно, окажется, что твоя великая страсть — не более, чем иллюзия, — предупредил Джеффри.
— Пусть так, я должен это знать! Мне необходима правдивая картина мира — а эта женщина сейчас заключает в себе весь мой мир! Вылечи ее, мама, если сможешь. Я хочу, чтоб она обрела истинное лицо и сама распоряжалась своей судьбой. Пусть даже при этом я ее потеряю!
— Хорошо сказано, — выразила Гвен общее мнение. — Я горжусь сыном, которого воспитала.
Она бросила взгляд на Джеффри и поправилась:
— Вернее, всеми своими сыновьями. Но Грегори я сейчас горжусь больше, чем когда-либо! Похоже, мне не в чем себя упрекнуть.
— Ты даже не подозреваешь, насколько права, — сказала Корделия. Затем на лице ее отразилось сомнение и она добавила, — И тем не менее, мне кажется, приемные родители Финистер не все делали плохо.
— О, да, — согласилась Гвен. — В течение первых лет жизни они воспитывали девочку с заботой и любовью.
Даже и после — вплоть до шестнадцати лет — дом был для нее надежным убежищем от всех бед. Но ведь делали они это исключительно для того, чтоб привить ей любовь и верность — качества, гарантирующие преданность идее анархизма. Они лишили ее воли, полностью поставив в зависимость от своего одобрения и порицания. Вот уж, воистину: доброе дело во имя дурной цели. Надо сказать, они умели достигать желаемого результата.
Корделия посмотрела на мать с опаской.
— Не хочешь же ты сказать, что приемные родители Финистер были достойными людьми, совершившими ошибку при выборе цели?
— Ну, ошибка-то здесь налицо, — усмехнулась Гвен. — А вот развращать детей во имя своей цели — вовсе не достойно. Хотя, нужно все знать наверняка, не стоит смешивать правду и ложь в одну кучу. Давайте-ка разыщем эту парочку и поглядим, что в действительности у них на сердце.
Взгляд Гвендолен расфокусировался, ее сознание устремилось на далекую ферму из детских воспоминаний Финни. Отыскать ее оказалось несложно, ведь память девушки хранила и дорогу, которой она ехала от дома до Раннимида. Все трое детей Гвен примолкли, пока она просеивала мысли и воспоминания мужчины и женщины, живущих на этом хуторе. Корделия надеялась, что увиденное не заставит мать попросту убить их во сне, хотя, может быть, они того и заслуживали.
Затем взгляд Гвендолен вернулся, на лице ее застыла гримаса отвращения.
— Увы, из их воспоминаний видно, что они лгали.
Лгали часто и осознанно. Более того, позже они стали получать удовольствие, наслаждаясь унижением и отчаянием своих воспитанников.
— Это ложные цели так испортили их? — спросил Джеффри.
— Нет, средства их достижения. Право, затрудняюсь сказать, что прискорбнее: дурные цели или дурные средства. Ладно, поглядим, можно ли ниспровергнуть первое и исправить второе? — она протянула руки. — Давайте объединимся, дети мои. Пока мы только исследовали феномен, с которым столкнулись. Настоящая работа ждет нас впереди.
— Но, мама, как сможешь ты излечить ее, не превратив еще в одну статую? — продолжала сомневаться Корделия.
— Вырвав ее из прошлого, разбив цепи, которые навесили на нее приемные родители и начальники, — ответила Гвен. — Я не хочу заменять старые оковы на новые — по собственному выбору. Вместо этого, я собираюсь вновь провести ее сквозь прошлое, но освобожу при этом от его власти, предоставлю возможность самостоятельно сделать выбор, определив собственную судьбу. Итак, одолжите мне сил, дети!
Молодые люди молча соединили руки, глаза их были прикованы к женщине, лежащей перед ними в забытьи.
Гвендолен тоже на время замолкла, исследуя структуру мозга Финистер и сравнивая ее со структурой здорового мозга, которую изучила при помощи компьютера. Она обнаружила аномалии в области синапсов, но являлось ли это врожденным дефектом или следствием пагубных рефлексов — Гвен затруднялась утверждать с определенностью. В одном месте ей пришлось регенерировать, в другом — спрямлять проводящие пути, кое-где понижая сопротивление, а где-то — наоборот, повышая. Она работала, пока природные функции мозга не оказались восстановлены.
Затем леди Гэллоугласс обратилась к прошлому Финистер.
Мучимая ревностью пятилетняя малышка Финистер потянулась мыслью к ненавистному ребенку и заглянула в его сознание, чтоб выяснить, нельзя ли как-нибудь заставить его уйти…
Внезапная ослепляющая боль вспыхнула в ее мозгу, и зазвучали строгие и обличающие голоса. Голоса принадлежали Бери и Рее, вдалеке можно было слышать и Уми: «Нет, Финни! Нельзя никому вредить, пока нет серьезной угрозы для тебя самой!»
Финистер вскрикнула в страхе. Но ее страх возрос стократ, когда огромная ужасная великанша вломилась в ее разум. Девочка хорошо разглядела страшилище: красный клетчатый килт, под грязной блузой вздувались огромные мускулы, темные щеки и поросячьи глазки под копной нечесаных волос. Она размахивала дубинкой в поднятой руке, рот был открыт…
Но вдруг чудовище замерло на ходу, а его затмило доброе материнское лицо. Финни увидела женщину, все еще прекрасную, хотя уже и не очень молодую — время оставило следы на ее лице, в дивных рыжих волосах местами серебрилась седина. Она заговорила, и ее голос зазвучал где-то внутри Финистер, там, где раньше бесновалась великанша. «Глупо, не правда ли? — спросила леди. — Это всего лишь бука — порождение твоего испуганного воображения, хотя и очень страшное!»
Внезапно благодаря какому-то странному и непонятному волшебству роль Финни в этой сцене изменилась, раздвоилась: взрослая Финистер наблюдала за маленькой девочкой и ужасным порождением ее мозга. Чудовище снова начало двигаться, громовым голосом выкрикивая свои страшные угрозы — но женщина, похожая на мать, лишь с улыбкой отмахнулась. Затем появилась Бери, взяла на руки девочку, гладя ее по голове и приговаривая:
— Это был сон, Финни, просто дурной сон. Но вот как ты выглядишь изнутри, когда пытаешься нанести вред кому-то из нас. Запомни, крошка, и никогда даже не пытайся так поступать!
