— Так что она? — воинственно спросила сестра, уперши руки в бока и сверкая глазами на Грегори.
— Она была настолько глупа, что выбрала меня! — помертвев, ответил юноша.
— Глупа? — воскликнула Алуэтта.
— Теперь ты веришь? — спросила Корделия, бросив на нее быстрый взгляд и вновь воззрившись на брата.
Однако голос ее смягчился, когда она вновь обратилась к нему:
— Но в этом нет ничего глупого, братишка!
— Ты так думаешь? — покачал головой Грегори. — Ведь такой выбор подразумевает жизнь в заточении.
Подумай, ведь она выбирает изгнание, полную изоляцию и все! И это она! Женщина, которая заслуживает, чтоб ее холили и лелеяли, чтоб ею восхищались…
Алуэтта, как зачарованная, шагнула к нему.
— Так холь меня! Лелей! Восхищайся!
— Конечно! — отозвался он. — Но ты достойна большего! Ты заслуживаешь поклонения толпы, обожания Мужчин и зависти женщин!
— У меня все это было бы, если б я хотела! — сказала Алуэтта, обвивая его шею руками. — Но что мне было нужно больше всего, так это любовь и преданность единственного достойного мужчины! Я, наконец, обрела то, что искала! И если вы думаете: я откажусь от своего счастья, то вы просто глупец, сэр!
— Нет, в этом я не сомневаюсь, — Грегори на глазах оттаивал от близости любимой девушки. — Но все же, одиночество..
— Уединение, — поправила Алуэтта. — Которое я приветствую! О, возможно, через год-два или три мне захочется снова оказаться среди людей, разве вы откажетесь тогда сопровождать меня?
— С огромной радостью! — возбужденно воскликнул юноша.
— Тогда из-за чего же вы терзаетесь, любовь моя?
При этом слове «любовь» Грегори окаменел. Но ненадолго, потому что девушка прильнула к нему в страстном поцелуе.
Мать с дочерью обменялись понимающими взглядами и заулыбались.
Когда молодые люди, наконец, оторвались друг от друга, Грегори едва выдохнул:
— Но из-за меня вам придется распроститься со своей свободой!
— Какие пустяки! — отмахнулась девушка. — В конце концов, если исполняется мое единственное желание — остаться с вами наедине, это ли не свобода, о которой вы говорите?
— Как вы можете быть свободны делать что-то, не делая этого? — задумчиво сказал юноша.
— А разве не об этом самом говорил какой-то мудрец? — засмеялась Алуэтта.
— Нет, — возразила Корделия. — Это был поэт, рассказывающий о мудреце!
Она повернулась к брату:
— А может, ты таким образом оплакиваешь свою собственную свободу?
— Я полагаю, сестра, что любой человек, посвятивший себя чему-то большему, чем он сам, действительно приносит свободу в жертву. Неважно, во имя чего: женитьбы и семьи или построения империи, накопления денег или создания произведения искусства, или же получения новых знаний.
— В чем-то ты прав, — рассудительно, с высоты своих лет, сказала Гвен. — Однако ошибочно думать, что можно посвятить себя двум призваниям одновременно.
Хотя без этого нет настоящего счастья — только одиночество и бесцельное существование, которое рано или поздно приводят человека к внутреннему разладу и толкают на поиски удовольствий, не приносящих счастья.
— Так чему же люди должны служить, мама? — тихо спросил юноша.
— У каждого своя судьба, сын мой, — ответила Гвен. — Иди туда, куда зовет тебя твое счастье.
— Ну, что ж, я свое счастье нашел! — Грегори взял обе руки Алуэтты в свои и посмотрел ей в глаза.
Влюбленные молчали, не отрывая взгляда друг от друга. Выждав несколько минут, Гвен деликатно кашлянула, но это не возымело никакого действия. Тогда она обратилась к дочери:
— Ну, нам, пожалуй пора! Довольно медлить!
— Думаю, ты права, мама, — согласилась Корделия. — Прощайте, вы, двое! Если встретим по дороге священника, пришлем его к вам.
— Будем рады, — ответил Грегори, по-прежнему не отрывая взгляда от девушки. — До свидания, мама и Корделия!
— До свидания, — ответила Корделия, вскакивая на метлу.
Поднявшись в небо и бросив взгляд вниз, где остался ее брат, она увидела, что влюбленные снова слились в счастливом поцелуе.
— Думаю, мы можем больше не беспокоиться о нем, — бросила она, пролетая мимо матери.
— Слава Богу, — ответила та. — Это — впервые с тех пор, как ему исполнилось тринадцать.
А на земле под ними Алуэтта наконец прервала затянувшийся поцелуй и скомандовала:
— За работу, мой пылкий влюбленный! К ночи нам надо закончить нашу крепость и покрыть ее крышей!
— Тому есть причина? — улыбнулся Грегори.
— Да еще какая! — в голосе Алуэтты звучало обещание. — Вперед, за работу!
Еще один, последний поцелуй! И влюбленные рука об руку вернулись к постройке своей башни из слоновой кости.
