Она открыла глаза и увидела над собой в струях дождя лицо Форстера. Он стоял перед ней на коленях, склонившись и держа её за плечи, и тряс так, что казалось, голова у неё сейчас оторвётся. А его глаза были почти чёрными. Он коснулся рукой её лба, убирая прилипшую прядь.
— Жива! Да задери меня медведь! Ты совсем с ума сошла! — он кричал, продолжая её трясти, — Совсем? Как ты тут оказалась? Какого дьявола ты тут делала?
И прежде чем она смогла хоть что-то сказать, он прижал её к себе порывисто и сильно.
Сознание вернулось сразу.
Габриэль оттолкнула его и едва не упала на спину, в последний момент поймав землю руками, оттолкнулась ногами и села, вытирая лоб тыльной стороной ладони. И какое-то совсем короткое время они с Форстером смотрели друг на друга тяжело дыша, а вокруг бесновалась гроза. Косые полосы дождя били в лицо, и гром гремел где-то над озером. И голова всё ещё шла кругом.
— А какого дьявола вы орёте на меня! — крикнула Габриэль в ответ, чувствуя, как постепенно перестаёт кружиться мир и наружу рвётся только что пережитый ею страх.
— Да вы бы погибли! Вы совсем спятили — тащиться сюда в грозу? Где вы пропадали до ночи? Вы чем вообще думали! — Форстер поднялся рывком, схватил её за руку, и поднял таким же рывком, поймав другой рукой за талию.
— Да провалитесь вы! — Габриэль перекрикивала, казалось, даже гром, и попыталась выдернуть руку из цепкого захвата Форстера, а другой, упираясь ему в грудь. — И отпустите меня! Сейчас же!
В тот же миг молния, такая огромная и яркая, словно столб огня, ударила совсем рядом, где-то не дальше чем в четверти льё. Фонтан искр взметнулся во все стороны, и рассыпавшись, погас над плакучими ивами на берегу озера. И вместо того, чтобы отпустить её руку, Форстер притянул к себе Габриэль почти вплотную, снова схватив за плечи.
— Элья! Дьявол задери ваше упрямство! Вы знаете, что это такое сейчас творится? — его лицо было так близко, что казалось, можно увидеть, как чернота зрачка поглощает синюю радужку его глаз. — Это блуждающая гроза! Она не закончится, пока не найдёт свою жертву! И если мы будем стоять здесь — этой жертвой станем мы! Нас убьёт! А теперь, бежим скорей, или я, к лесным духам, закину вас на плечо и понесу!
Они стояли под потоками воды глаза в глаза, на расстоянии не больше ладони, а вокруг не было видно ничего, кроме серой пелены дождя. Внезапно Форстер выругался на горском наречии, и схватив Габриэль за руку, грубо потащил за собой, а она не могла сопротивляться его силе. Они соскользнули куда-то по склону, путаясь в длинной траве, и едва не упали несколько раз, но Форстер обхватил Габриэль за талию, удерживая, и когда они, наконец, оказались внизу, он махнул рукой в сторону уступа скалы и крикнул:
-Нам надо укрыться там!
Молния ударила ближе, и они едва не оглохли от раската грома.
…Пречистая Дева!
Они бежали. Форстер крепко держал её за руку, и она едва поспевала за ним, пытаясь справиться другой рукой с намокшей юбкой. Где-то потерялась шляпка, вылетели шпильки и волосы, рассыпавшись по плечам, прилипли к лицу и мешали. Но, кажется, страх, что гнал её, был сильнее всего, потому что она снова увидела, как танцуют молнии над озером и над долиной, словно целясь в кого-то невидимого и преследуя его, и в воздухе пахло остро и свежо.
Форстер буквально затащил её под уступ. Большое углубление в скале, даже не углубление — почти пещера, Габриэль несколько раз проезжала мимо неё, и это место было ей знакомо. Внутри оказалось сухо, и прежде чем она успела перевести дух, Форстер потянул её за собой, в самую глубину.
— Дальше от входа! Как можно дальше! — и только там она смогла, наконец, выдернуть руку из его ладони.
Они остановились, тяжело дыша, и глядя друг на друга — мокрые, грязные, возбуждённые и испуганные.
— Вы, синьорина Габриэль, конечно, не могли найти более подходящее время для прогулок, чем в блуждающую грозу! — выдохнул он наконец, проводя пятернёй по волосам и стряхивая капли с рук. — Чем вы вообще думали!
— Катитесь к дьяволу со своими обвинениями, мессир Форстер! Вы, конечно, не нашли другого времени, чтобы меня отчитывать! — воскликнула Габриэль, пытаясь отдышаться и вытирая лицо ладонями.
— И это вместо "спасибо" и "добрый вечер, мессир Форстер"? — спросил он, усмехнувшись: видимо, самообладание уже начало к нему возвращаться.
— Ах да! Конечно! Добрый вечер, мессир Форстер! Спасибо! И катитесь к дьяволу! Надеюсь, вас устроит такая благодарность? Или присесть в реверансе? — ответила она резко, собирая волосы и пытаясь отжать из них воду.
— Иного я и не ждал!
— А чего вы ждали? Оставьте меня в покое, и не смейте на меня больше кричать! Никогда! Слышите? И не прикасайтесь ко мне! — она, наконец, завязала волосы в узел и выпрямилась. — Никогда!
— Я не хотел на вас кричать. И не кричал бы, не сделай вы подобную глупость! Я же предупреждал вас — не ходите дальше ограды усадьбы! — раздражённо ответил Форстер.
— Глупость? Глупость! Да дьявол вас подери! — крикнула она, делая шаг ему навстречу и не заботясь о том, что так вести себя неприлично или грубо, пережитый страх стёр все рамки приличий. — Какую глупость? Проехала на лошади? Так вы сами хотели, чтобы я сделала это! Вы сами спровоцировали меня на тот глупый спор! Сами хотели, чтобы я научилась! Так я и училась! А теперь я же в этом и виновата? Или, получается, я здесь в клетке? Не могу даже выйти за ограду? Тогда, за каким дьяволом, вы притащили меня сюда, если здесь так опасно? За этим? Чтобы держать в Волхарде, как канарейку? — она размахивала руками, не в силах совладать со своей яростью, питаемой только что пережитым ужасом. — Вы заманили меня обманом! Вы соврали мне про тот дом и про мост, вы всё знали про то, что его смоет весной! Мне сказал староста! И не вздумайте отрицать! И вы врали мне всё это время! «Вам стоит опасаться здесь всего! Это же Трамантия!». Опасаться вашего ликёра? Прогулок на лошади? Опасаться ваших гроз? Или одноглазых стригалей? А откуда я могла об этом узнать? Вместо того, чтобы сказать мне правду, вы только и делали, что смеялись надо мной и лгали! А теперь вы меня спасаете? Как благородно! Хотите благодарности? Не будь вас — спасать меня было бы не нужно! Да провалитесь вы! Вы — это всё, чего мне нужно опасаться в этом мире! Да чтоб в вас эта молния попала! Ненавижу вас! Ненавижу! Вы чудовищно отвратительны! Нет, вы отвратительно чудовищны! — выпалила она глядя ему в глаза.
И тут же пожалела о своих словах. Не стоило ей говорить всего этого, а особенно про мост: она ведь хотела, чтобы он не догадывался о том, что его обман раскрылся. И вообще, не стоило ей говорить так: она же хотела, чтобы он поверил в её игру.
Но то, что она нашла в регистрационных книгах, спутало все её карты…
Почему до последнего она верила, что найдёт запись о смерти его жены? Будто хотела его оправдать… А теперь она даже не знает, что и думать. И эта история с мостом и домом, и то, как он лгал ей, не дрогнув ни одним мускулом. Как он мог? И почему сейчас ей так обидно за этот обман? От всего этого у неё, кажется, даже рассудок помутился. Ведь совсем недавно, когда он рассказывал о войне и Волхарде, об этих горах и своих людях, она испытывала сочувствие, она начала его понимать, а теперь…
